Журнал «Юность» №04/2024 - страница 15

– Газеты ваши, в Ленинграде, молчат небось.

А знаете, знаете, что власти сегодня сделали? – негодовал водитель. – Танки прогнали по улицам! И вертолеты пустили над толпой. Запугать хотят, сволочи! Не дождутся… – Он стукнул волосатым кулачищем по рулю. – Я вот наоборот из-за этого решил, поеду. Танков не боялся и не буду!

Только потому меня и взял, сообразила Люша, что хочет огласки. Яростный монолог таксиста она с интуитивным благоразумием (абсолютно ей, надо заметить, не свойственным) почти не прерывала. Разве что для поддержания легенды время от времени задавала уточняющие вопросы. Известное дело, даже в компанейской атмосфере экспедиций абхазы с грузинами за один стол не садились.

Спустя минут десять водитель припарковал машину у небольшого, по-весеннему взбухшего сквера.

– А как в «Иверию» отсюда пройти? – напоследок спросила Люша.

Таксист смерил ее недоверчивым взглядом из-под густых сросшихся бровей.

– Зачем в «Иверию»? Протест там!

– Да мне вещи в гостинице оставить, пленки запасные, а то вдруг отнимут, – вывернулась Люша.

– А-а-а. Вам туда, прямо по Дзнеладзе, минут через пятнадцать упретесь в гостиницу, – буркнул он.

Сам запер машину и встроился в колонну демонстрантов, шагавших вверх по крутой, тускло освещенной улице к проспекту Руставели.

Люша перехватила сумку и пошла в указанном направлении. Моросило. Асфальт казался гладкой рекой. Влажный безветренный воздух гудел, словно за углом, прямо на центральной площади, ревел футбольный стадион. Неразборчиво орал по-грузински жесткий мужской голос, многократно усиленный мегафоном. Изредка сквозь гвалт резался высокий свист или нервный наигрыш скрипки.

Ни с того ни с сего Люше вздумалось посмотреть на митинг. Она свернула налево и через двести метров уперлась в заграждение – стоявший поперек дороги грузовик с песком. Заглянула в зазор между его смрадной угловатой мордой и цоколем облицованного мрамором сталинского дома. Люша отродясь не видела такой огромной толпы. Плотная, пестрая, она шевелилась, рокотала, ворочалась в каменном ложе площади. Над кипящей человеческой кашей реяли флаги – кизилово-красные полотнища с черно-белым полосатым крыжом. Происходящее плохо укладывалось у Люши в голове – грузины требовали независимости, но сами не допускали свободы других народов, навязывали им свой язык…

Она вернулась, минуя грузное серое здание, кажется, библиотеки, на улицу, параллельную Руставели. Быстрым шагом добралась до гостиницы, остекленной высотки, из-за балконов напоминавшей гигантскую терку. Получила ключ из рук черноокой девушки за полированной стойкой (та вместо приветствия встревоженно спросила: «Как там? Народу прибывает?»), поднялась на десятый этаж. Номер Люше дали просторный, с тяжелой кроватью и груботканым серым ковром на полу. С узкого балкона частично просматривался проспект.

Всю ночь на улице не смолкали крики. Заснуть Люше не удалось: вертелась на слишком мягком матрасе, переживала о Севином фильме. Некуда было деваться от нараставшего чувства вины. А в начале пятого утра с площади взрывной волной прокатился невообразимый шум. Люшу вытряхнуло из постели. Она скинула измятое одеяло, набросила на ночнушку пальто. Вылезла на балкон и остолбенела.

По улице бежали сотни. Стремительный поток, безудержный человеческий сель оглушительными валами сходил с площади. Демонстранты кричали, толкались, падали на проезжую часть, поднимались и снова бежали, будто обезумевшая дичь спасалась от лесного пожара. Но почему? И от кого? Присмотревшись, Люша заметила, что в неоднородной толпе мельтешат одинаковые пятна, рыжие на темном: то блестели в свете ночных фонарей круглые солдатские каски… И вокруг каждой – людские завихрения, очаги неравной борьбы. Подробности Люша с высоты разглядеть не могла, но и от этой нечеткой картины ее бросило в жар. Ворот ночнушки взмок, в висках застучало, занемели пальцы. Даже на безопасном балконе Люшу подстегивал древний стайный инстинкт: бежать, скорее, скорее!