Журнал «Юность» №04/2025 - страница 3

На последней строке дверь открылась так внезапно, что Надя чудом не выпала наружу. В зал ввалились юноша в пальто-шинели и девушка в тулупе, залитом чем-то красным. Они едва держались на ногах.

– О, дверь-то открывается в обратную сторону!

Здравствуйте! А здесь празднуют?

Седобровый подмигнул мне:

– Здорово получилось про патефон. Отсылочка, однако.

Я кивнула, схватила в охапку протянутый мне пуховик и поспешила за Надей. Она ждала меня на лестничной клетке и нетерпеливо притопывала. Подняла указательный палец:

– Я знаю, где концерт!

Сверху, действительно, с грохотом катились басы.

– Что за неорганизованность, – пробурчала я. – Рокеры, тоже мне, не могли опоздать, как обычно!

В зале культурного центра, где мы оказались, окна были завешены тяжелыми складчатыми шторами, под ногами толстый линолеум прятал, как мне хотелось думать, старинный паркет. Маскилорелеи, одомашненные сородичи тех, что остались на лестничной клетке, из-под потолка взирали на собравшихся. Питер, ночь, метель, рифмы, рифы – Серебряный век какой-то, с удовольствием думала я. Солист, и без того по жизни не Сережа Жуков, в тот вечер особенно надрывался. Дождавшись перерыва между песнями, Надя не удержалась:

– Ю, он все время будет так страдать?

– Не унимаясь, – оживилась я. – Он был так влюблен в эту, как ее, что записал три альбома, когда она его кинула. Забыла имя, сейчас…

Стараясь перекричать музыку, Надя прервала меня:

– Все понятно, травма-карма, но скажи, эти ваши старые раны, они многоразового пользования? Я онемела от неожиданности. Она обняла меня за шею и проговорила громко на ухо, уже спокойнее:

– Прости, я что-то устала. Дорога, буриме, теперь этот страдалец. Лучше подожду тебя в гостинице. Могу взять твой рюкзак, все равно буду вызывать такси.

Без Нади слушать завывания солиста было уже не так увлекательно, я заскучала и вертела головой, разглядывая публику. Особенно привлек мое внимание мужчина в свитере, связанном, казалось, из рыбацкой сети. Он не подпевал и не пританцовывал, как остальные. Сунув руки в карманы джинсов, изредка кивал, но не в такт музыке, а, очевидно, понравившимся строкам песен. Заметив мой взгляд, улыбнулся. Улыбка у него была хорошая, щедрая. Он приблизился, наклонился к моему уху, но не успел ничего сказать: в зале включились все лампы, и тихо, почти крадучись, а не так, как это показывают в новостях и фильмах, вошли бойцы ОМОНа.

Солист на автопилоте допел куплет а капелла. При полном свете обнажились стальные и чугунные ноги прожекторов и других приборов. Зрители замерли и оглядывались вокруг: беспомощно, тревожно или с любопытством. Бормочущая тишина взорвалась сразу в нескольких местах:

– Почему остановили концерт? Что происходит? – И, коронное: – По какому праву?

Бойцы в серых куртках и шлемах встали вдоль стен, несколько человек поднялись на сцену.

– Какие красивые парни! – зазвенел среди общего гула задорный женский вскрик, будто по фарфоровой чашке щелкнули пальцем.

– Приготовить документы, удостоверяющие личность, для проверки!

Приготовить, подумала я, как борщ. Порадовалась, что со мной нет ни одного из детей, и тут же испугалась, что потеряю с ними связь, если нас всех задержат до выяснения личностей, обстоятельств, что еще в таких случаях выясняют. Безучастный, ровный, без интонаций, голос раздавался словно бы отовсюду. Надо сказать этому голосу, что мой паспорт едет на такси в гостиницу и не собирается в ближайшее время удостоверять мою личность, если только Надя не вернется. Я написала ей сообщение в ТГ, но она его не получила.