Журнал «Юность» №04/2025 - страница 4

Музыканты в сопровождении бойцов спустились со сцены, направились к выходу. Чтобы отвлечься от мыслей об одинокой серой галочке в чате, я спросила мужчину в свитере:

– И что теперь с ними будет?

– Чемодан, вокзал, Стамбул. Ну, или черная водолазка, – ответил он, провожая взглядом уходящих, потом повернулся ко мне и осекся. – Простите, вы любите эту группу? Я просто случайно попал.

– Да я сама сегодня не в ту дверь вошла, – отозвалась я примирительно. – Играли в буриме.

Рифмы заданы, менять их нельзя, даже местами, а тут еще сонет, жесткая форма. Но поэты, знаете, они из всего выкрутятся. Все равно писали, что вздумается. Опасные люди.

Он взглянул на меня с любопытством и снова улыбнулся:

– Пишете стихи?

– С пятнадцати лет, – ответила я.

Кокетничать про теоретические знания не осталось сил.

– Даже помню первое. Многих других не помню, а это как вросло.

Я старалась говорить беззаботно, легко, но чувствовала, как меня начинает бить дрожь. Обняла себя за плечи. Зубы предательски стукнули раз, другой. Мужчина снял свитер и молча протянул мне, оставшись в одной футболке с портретом Кобейна.

– Подруга уехала с моим паспортом, – продолжила я, быстро одевшись и стараясь не стучать зубами. – Сообщения не получает. Телефон, скорее всего, разрядился. Не знаю теперь, как выбираться.

– Я останусь с вами, пока все не прояснится, – ответил он, будто речь шла о чем-то, давно решенном. – В крайнем случае, в участок тоже вместе поедем. Время-то детское.

В подтверждение сказанного он показал мне циферблат наручных часов с несколькими парами цифр. Какая из пар означала время, я не разглядела и тронула его за запястье. Тепло его руки и шероховатое звучание подсевшего голоса странным образом успокаивали, как может успокаивать присутствие кого-то не просто знакомого, но неоспоримо близкого. Даже о крайнем случае думалось без внутренней истерики.

Зрители, чьи документы проверили, покидали зал. Мне показалось, что Надин голос несколько раз повторил мою фамилию. Я не поверила себе, привстала на цыпочки. Разглядев подругу, всхлипнула раз и два и не смогла остановиться. Проверяющий, быстро ощупав взглядом мое мокрое лицо, жестом показал: на выход.

Когда мы отыскали в гардеробе мой пуховик и, прижавшись к стене парадного, пропускали выходящих быстрым шагом бойцов, Надя строго сказала, оглядев меня:

– Ю! Почему тебя нельзя оставить на полчаса? Откуда это? – Она потянула меня за рукав. – Сто пятьдесят восьмая или сто шестьдесят первая?

Я охнула, завертела головой. Нашла Кобейна, и все вокруг немедленно стало выпуклым, набухло цветом, звуки хлынули на меня.

– Как вас зовут? – крикнула я, но не расслышала имя из-за хора сирен, взвывших на улице.

Надя хмыкнула:

– Главное, не Вадим.

Можно было ответить, что вторую мою погибель природа создать не может, но я была слишком рада общему счастливому исходу, да и Кобейн пошел по ступенькам рядом, так что я вытерла лицо ладонями и промолчала. На площадке с масками вспомнила, что так и не отдала ему свитер.

– Стойте, – сказала я, – мне же надо раздеться.

– Не торопитесь, – ответил он так серьезно, что я рассмеялась. – Вы пьете кофе на ночь глядя?

– Непременно. А вы расскажете, какая из цифр на ваших часах – детское время?

Он кивнул, взял у меня рюкзак, и мы пошли догонять Надю. Маски смотрели нам вслед с безразличным спокойствием, как будто уже видели все происходящее когда-то раньше или знали наперед, что случится потом.