Журнал «Юность» №05/2025 - страница 14

Они – всех цветов радуги. Привычные фиолетовые и синие, розовые и белые, с бархатными лепестками на тонких цветоножках. Есть желтые.

Они с детства поражали меня простейшим способом размножения. Мама при мне, мальчишке, резанула длинным ногтем большого пальца мясистый, будто из плоти созданный стебель листа, в гостях у каких-то далеких, жили далеко, и дальних, седьмая вода на киселе, родственников. Завернула в салфетку, что предварительно окунула в бокал с боржоми, и дала мне: «Убери в мою сумку!»

Я послушно пошел в прихожую.

Через месяц вынутый из рюмки с водой листок расцвел на нашем подоконнике первой фиалкой. Поливали ее раз в три дня. Ее потомки и сейчас на окне. Мамы давно нет.

Из ее листочков – только я.

Изредка поливаю себя спиртным…

Я решил выйти из дома. Просто в магазин, хотя все есть, и с некоторым избытком. Куплю пива, от которого отказался уже полгода как, у меня ведь перемены?

Расплачиваясь у кассы супермаркета, вынул деньги из заднего кармана.

Вдруг голос робкий сзади и снизу:

– Дяденька!

Повернулся – мальчуган стоит, глазами синими на меня глядит и протягивает тысячу рублей.

– Вы обронили!

Поднимаю взгляд и напарываюсь на такую же пару глаз, уже женских, что сразу уносят к мыслям о лете, небе и васильках.

– Какой у вас честный мальчик, – говорю.

– Да, весь в отца, поэтому и живем в нищете.

Пойдем, Гавриил, тебе еще уроки делать.

Дома. Пришел Дима.

Вечно довольный жизнью.

С дамой.

Влюбленной

В его взгляд на вещи.

Дима поднял стул в моей гостиной

За ножку.

Она – аплодирует, вся трепещет.

Смог себя показать, ее – еще,

Вместо слов говорящую вздохами.

Важно и то и другое.

Уходя, спросил: тебе плохо?

Нет, хорошо! Это мой удел —

Наедине с собою…

Через час – усну,

Завтра много дел.

Попробую поднять стул…

Если бы я знал ее телефон. Если бы. Сразу позвонил. Почему она не оставила его, не спросила мой?

Я люблю сидеть в гостиной за большим столом. Все больше один, хотя люблю гостей. Не всегда то, что любишь, можешь себе позволить. В гостиной все большое: картины Григорьева и Бакста, шкаф с посудой, что ждет свадьбы, телевизор, я сейчас буду смотреть футбол.

Еще висят портреты трех жен. Друзья от их взглядов всегда убирают посуду за собой. И даже сами моют…

Три грации, иллюстрации страницы судьбы.

Охотники так вешают трофеи. Жены не скалятся острыми клыками, но взглядами одаривают нешуточными. Они и сейчас наблюдают за мной, куда я ни пройду по их гостиной, которую я называю своей. Даже не только по гостиной. Мне сдается, что они всегда следят за мной. Улыбаясь или смеясь по настроению, зная, что я никуда не денусь.

Окружающие поголовно уверены в силе моего ума. В уверенности, тонким расчетом движимой.

Это – часть моей профессии. Эта уверенность и приносит мне деньги. Не знания. Уверенность, проникающая в людей, как в собак, которые не тронут сильного.

А сам я в себе не уверен. Абсолютно.

Днем, без отдыха отдаваясь образу, к вечеру, приходя (возвращаясь) в себя, выглядишь абсолютным слабаком.

Самим собой то есть.

Без остановки и устали думаю о ней. Ничего толком не зная. Сколько ей лет? Неудобно спросить. Лет тридцать?

Мне уже сорок восемь. Это нормально сейчас, но потом? Ей – пятьдесят, мне шестьдесят восемь? Спрошу ее – и она зайдется своим звонким хохотом. Кстати…

Мне надо к стоматологу.

Да, а как живут те, кому под семьдесят? А если ей двадцать восемь, например? И в «Фейсбуке»