Журнал «Юность» №10/2021 - страница 23



«Не бойтесь убивающих тело, души же могущих убить, а бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить в геенне».

Именно поэтому, когда меня (с опозданием из-за того, что я лежала в больнице с аппендицитом, давшим осложнения) приняли в пионеры, моя мама послала меня к бабушке в больницу. И попросила повязать поверх свитера, в который я переоделась, вернувшись из школы, красный галстук. «Мне кажется, ей это будет приятно. Она волнуется, что всех в твоем классе уже приняли, а тебя – нет», – пояснила она. А бабушку я любила.

Повязала галстук наподобие шейного платка и отправилась к ней.

Вошла в палату, принялась бабушку целовать и крутить у нее перед глазами пионерским галстуком. Она, однако, не обратила на это никакого внимания, а торжественно сказала мне шепотом:

– Вон там в коридоре стоит Ахматова, сейчас она сюда войдет, это большой поэт. Всю жизнь потом будешь вспоминать.

Я оглянулась – действительно, в палату вошла грузная старуха с зобом, и моя бабушка почтительно и едва ли не подобострастно произнесла:

– Анна Андреевна, это моя внучка.

Старуха кивнула, насмешливо скользнула взглядом по моему галстуку, и губы ее сложились в кривую усмешку, в которой было и высокомерие, и надменность, и, как мне тогда показалось, даже презрение. А я эту усмешку отметила и истолковала правильно – я поняла, чему она усмехается, эта толстая старуха с зобом. Именно такой она мне тогда показалась.

Мне стало неприятно, потому что бабушка, моя ненаглядная бабушка, изящнейшая красавица, говорила с ней столь самоуничижительно – снизу вверх, а та отвечала ей столь пренебрежительно… Словом, старуха эта мне решительно не понравилась. А стихи я тогда, кроме Пушкина, и не читала.

Впрочем, кто-то к ней пришел, и она покинула палату. А я осталась с ненаглядной моей бабушкой Лелей, Еленой.

Уходя от нее, я прошла по коридору мимо ее соседки, которая беседовала у окна с посетителем, гордо подняла подбородок и скользнула по ней взглядом, выражающим независимость, победоносность и снисхождение к ее тучному возрасту…

Через несколько лет я с упоением читала и запоминала наизусть ее стихи, которые казались мне прекрасными и образцовыми и которые считаю таковыми и до сих пор. Однако мне во всех подробностях запомнилась эта «моя встреча с Ахматовой», такая, на мой взгляд, нелепая и даже смешная.

Ну, честно говоря, и Анну Андреевну я вскоре прекрасно поняла: она приняла меня за выскочку и фанатичку, верную заветам Ильича, которая носит пионерский галстук поверх не только школьной формы, но и свитера и джинсов.

Стихи с посвящением

А. А.
Я думаю – страдала ведь она
еще и оттого, что жизнь пресна,
что из красавицы, с ее таким особым
изгибом, шармом, линией крыла,
ее вдруг превратили зеркала
в старуху грузную с одышкою и зобом.
Ей, прежней, с электричеством в крови,
питавшейся энергией любви
и токами мужского восхищенья,
не просто так – забыться и забыть,
как кожу снять, как руку отрубить,
и пережить такие превращенья.
…Офелия плывет с венками ив.
А лирике грозит разлом, разрыв
материи – утратой героини.
Она утонет с песнями, а та,
что выживет на берегу, у рта
потерю выдаст складкою гордыни.
И все‑таки, минуя зеркала,
такую музыку она в себе несла!
Земля плыла, качались в такт кадила,
мир в жертвенной крови крутила ось.
Но с пением она прошла насквозь
плен времени и, выйдя, – победила!
2.

История эта, однако, имела своеобразное продолжение.