– В палатках и фургонах за городом, где же ещё! – фыркнул Фрэнк и поставил чемоданы у подножия лестницы. – Я сейчас помогу вам, а потом вернусь и принесу третий. За чемоданами придётся послать парней. Это будет стоить вам десять центов. – Он выразительно посмотрел на притихшую девушку.
– О, конечно! – засуетилась она, доставая ридикюль.
– Не здесь же, милочка! – добродушно усмехнулся Фрэнк. Подхватив саквояжи, он принялся подниматься, вынуждая Алексис следовать за ним. – Я бы не советовал вам показывать, что у вас есть деньги. Народ у нас простой, но швали полно.
«Если бы они у меня были!» – горько подумала Алексис, тяжело пыхтя со своей ношей. Платье прилипло к и без того влажной спине, по вискам струился пот. Конечно, о ванне здесь мечтать не стоит, но, может, удастся хотя бы обтереться влажной тканью? И переодеться в чистое. И полежать, наконец, на нормальной кровати, без тряски и взглядов попутчиков… Размечтавшись, Алексис чуть не врезалась в спину Фрэнка, остановившегося у одной из шести одинаковых дверей, выходивших на открытую террасу.
Пока хозяин салуна возился с замком, она огляделась, заметив внизу через дорогу телеграф Ораста и магазин бакалейщика в нескольких ярдах от него. Стоило бы зайти, познакомиться. Уж кто-кто, а бакалейщик точно знает всех людей в городе.
Между тем дверь распахнулась, Фрэнк внёс саквояжи и поставил их у входа, в ожидании глядя на Алексис.
– Деньги, – напомнил он, поняв, что та напрочь забыла про оплату носильщикам. Спохватившись, она достала две монеты и вложила их в узкую ладонь.
– Спасибо вам, – пробормотала она, внезапно смутившись от осознания, что в полумраке тесной комнаты они одни и что этот мужчина стоит неприлично близко.
– Слуг, как вы понимаете, у нас здесь нет, – хмыкнул Фрэнк, – но я попрошу кого-нибудь из девочек принести вам ужин. Не в общем же зале вам сидеть.
– С-спасибо, – севшим голосом ответила Алексис, чувствуя, что сил протестовать у неё совершенно не осталось. Узнала бы няня, что она будет жить в салуне и принимать помощь от продажных девиц! Благодарение Богу, что она не дожила до этого дня.
Когда последний сундук занял своё место в крохотной комнатке, Алексис наконец смогла выдохнуть и как следует осмотреться. Непритязательная обстановка была ещё проще, чем в доме у отца МакРайана. Стены покрашены светло-коричневой краской, на единственном окне, расположенном напротив двери, ставни-жалюзи, пол из тёмных досок хотя бы относительно чистый. Узкая кровать с продавленным матрасом покрыта цветастым лоскутным одеялом. Небольшая тумбочка у кровати, на ней керосиновая лампа.
Устало опустившись на сундук, Алексис почувствовала, как на глазах вскипают слёзы – всё это так разительно отличалось от картины, что она представляла себе, когда ехала сюда! Пересекая половину континента, трясясь в поезде, а потом в дилижансе несколько недель…
Внизу раздался взрыв смеха, и донеслись звуки пианино – вечер в салуне только начинался. В животе громко заурчало, и Алексис всё-таки всхлипнула, прикусив губу. Такой одинокой и потерянной она не чувствовала себя, кажется, никогда. А ведь было время, когда казалось, что хуже уже быть не может… Глаза отчаянно слипались, но, рассмотрев кровать ближе, Алексис засомневалась, можно ли на неё ложиться. Пятна, покрывавшие одеяло, вызывали сомнение в том, что его стирали хотя бы раз. Порывшись в сундуке, девушка достала шерстяную шаль до пола, завернулась в неё, как в кокон, и осторожно прилегла на край кровати. Матрас обиженно скрипнул, от подушки поднялось облачко пыли. Оглушительно чихнув, Алексис зарылась с носом в мягкую шерсть, слабо пахнувшую лавандой, и сама не заметила, как провалилась в сон.
