С теми, кто решил остаться, долго и слезно прощались. Эти отщепенцы остались неловко стоять перед воротами города, прощально вскинув руки. Их фигуры говорили об осознанности выбора, делающего им честь, перед лицом грозных стихий. С этих пор они могли надеяться только на милость бога Азоиаксика да на собственные силы.
Во главе отряда шивенинкцев ехал лейтенант Шокерандит, ясно ощущающий, как изменилось его положение с тех пор, как он в последний раз ехал этой дорогой. Сегодня он возвращается домой героем. Его пленница, Торес Лахл, неузнаваемая под шапкой и в мужском костюме, повинуясь его приказу, ехала позади него на его лойсе, держась за пояс нового хозяина. Смерть мужа все еще терзала ей сердце, поэтому она до сих пор не проронила ни слова.
Переживая свою боль, Торес Лахл ни единым жестом не выказала свой страх перед лойсем, животным устрашающего облика, но довольно добродушного нрава. Над покрытой курчавой шерстью головой загибались мощные рога. Глаза, прикрытые мохнатыми веками, придавали взгляду животного внимательное выражение. Отвислая нижняя губа словно говорила о том, что лойсь презирает все, что до сих пор видел в истории суетливого человечества.
Постепенно город скрылся из глаз, и растянувшаяся колонна оказалась в открытой степи. С этих пор перед ними много дней станут сменять одна другую одинаковые равнины, изредка перемежающиеся пологими холмами. Ветер не утихал. Под ногами шелестела трава.
В пути мало кто говорил, все шли молча. Однако один из старейшин, избранный отправиться с теми, кто уйдет из Истуриачи, очень говорливый, казалось, получал удовольствие от звука собственного голоса; пришпорив пятками лойся, он догнал Шокерандита и поехал рядом с ним и его подчиненными, чтобы за разговорами скоротать время в пути. Но Шокерандиту было почти нечего сказать старейшине, его мысли занимало другое. Он размышлял о ближайшем будущем и о том долгом пути, который отделял его от далекого отцовского дома.
– Мне кажется, сам верховный олигарх не отдал бы приказ оставить Истуриачу, – сказал старейшина.
Ответа не последовало.
Тогда старейшина предпринял новую попытку:
– Говорят, олигарх – великий деспот, он сумел установить суровую власть над всем Сиборналом и теперь правит твердой рукой.
– Зима станет править нами тверже, – с усмешкой отозвался один из лейтенантов.
Проехали еще милю, и старейшина доверительно заметил:
– Интересно, встречаетесь ли вы, молодые люди, с Аспераманкой с глазу на глаз… Интересно, что бы вы сделали на его месте, может быть, приказали бы оставить в городе гарнизон, который бы защитил нас?
– Не в моей власти принимать решения, – отрезал Шокерандит.
Старейшина кивнул и улыбнулся, обнажив последние редкие зубы.
– Но я видел, какое у вас сделалось лицо, когда ваш начальник объявил свой приказ, и тогда я подумал – а потом и сказал другим: «Вот есть среди этих воинов молодой человек, в котором еще сохранилось сострадание… наверное, он святой», так я сказал…
– Езжай прочь, старик. Побереги дыхание для долгой дороги.
– Но нельзя же разрушать такой сильный и хороший город, как наш. Были времена, когда мы отправляли провиант в Ускутошк. И теперь все разрушить… Неужели вы думаете, что олигарх это одобрит? Ведь мы все сиборнальцы, верно? Мы все должны быть заодно?
Это предполагало ответ Лутерина Шокерандита, но юноша молчал. Тогда старейшина утер рот перчаткой и продолжил:
