Юань Сяоди сказал:
– Кажется, я уже где-то видел молодого господина Тяня. Если вы страстный театрал, мы наверняка встречались на собраниях общества «Грушевого сада», – договорив, он с улыбкой кивнул Шан Сижую, а затем принялся обсуждать с Чэн Фэнтаем дела.
Чэн Фэнтай изо всех сил старался направить разговор в сторону театра, но Юань Сяоди, по-видимому, ничуть не желал говорить об опере, только и знал, что обсуждать, какие узоры на новых шелковых тканях будут в моде в этом году. Шан Сижуй молча сидел рядом с покрасневшим лицом, украдкой бросая на Юань Сяоди беспокойные взгляды, совсем позабыв о еде. Чэн Фэнтай, заметив, в каком он состоянии, нашел это забавным, решил наконец не ходить вокруг да около и прямо сказал:
– Дела у вас, господин Юань, идут прекрасно, а спектакли ваши еще лучше. Когда я слышал, как в том году вы выступали с «Нефритовой шпилькой» и декламировали строчку [13] «По телу холод расползается», кто мог бы подумать, но тогда я в самом деле почувствовал, что тело мое сковал холод. Вы истинный бог театра! Что за непревзойденное мастерство! А та строчка «О небеса!», ах, какая непередаваемая экспрессия!
Обернувшись, Шан Сижуй уставился на Чэн Фэнтая свирепым взглядом – очевидно же, что это было его суждение, а Чэн Фэнтай незаконно присвоил его себе.
Юань Сяоди удивленно проговорил:
– Второй господин, вы тоже слушаете оперу?
Кто бы ни слышал, что Чэн Фэнтай тоже начал ходить в театр, мигом изумлялся. Чэн Фэнтай всегда являл себя миру человеком западного образца, словно он только что вернулся на родину после учебы за границей.
Чэн Фэнтай махнул рукой:
– Ох! Только начал посещать, знания мои совсем поверхностны. Вы наверняка будете смеяться.
Юань Сяоди сказал:
– Но разве эти ваши слова поверхностны! Признаюсь вам по секрету, из всей «Нефритовой шпильки» я больше всего горжусь этими двумя строчками.
Во взгляде Шан Сижуя вспыхнуло самодовольство, он словно говорил: «Ты посмотри, как я разбираюсь в опере, ничто не ускользнет от моего слуха». Чэн Фэнтай с улыбкой бросил на него беглый взгляд.
– Вы поете так хорошо, но ушли со сцены так рано. Огромная потеря для артистических кругов! – Чэн Фэнтай и в самом деле вжился в роль страстного поклонника театра: – И закончилось все тем, что мы, страстные театралы, теперь лишены чести услышать ваше выступление.
Юань Сяоди всячески принялся отнекиваться от похвалы:
– Вы и сами знаете, что сейчас куньцюй ценится не так, как прежде, а пекинская опера у меня не выходит, я умею исполнять только куньцюй. Годы берут свое, вот я и решил воспользоваться своими связями в Бэйпине, сменить профессию и заняться надежным делом – торговлей, чтобы прокормить семью и скоротать дни. – Он помолчал немного, а затем испустил протяжный вздох и проговорил с легкой улыбкой: – Но если второй господин и в самом деле любит оперу, я могу порекомендовать вам двоих исполнителей.
У Чэн Фэнтая возникло странное предчувствие, и он украдкой взглянул на Шан Сижуя. Тот не сводил глаз с Юань Сяоди.
Юань Сяоди и в самом деле проговорил:
– Первый – прославленный ныне Шан Сижуй, вы непременно его знаете.
Чэн Фэнтай уже догадался, что он упомянет Шан Сижуя, так оно и случилось; сдержав смех, он закивал:
– Знаю, очень хорошо его знаю.
Юань Сяоди усмехнулся, словно смеясь сам над собой:
– Еще бы! Даже среди тех, кто не ходит в театр, сложно найти человека, не слышавшего о нем. Вот только поклонники знают его по пекинской опере, а вот о том, что он мастер всех амплуа и шести инструментов, догадываются немногие. Мне посчастливилось услышать, как он исполняет «Пионовую беседку», это было хорошо, поистине хорошо.
