И Шолпан ничего не оставалось делать, как идти по минному полю политики с соблюдением уголовно-процессуальных правил, что вовсе не способствовало увеличению шансов на благополучный исход.
Савва просидел возле кабинета полчаса и подумал, что пора уже возмутиться, как дверь открылась, и пикантная брюнетка с короткой стрижкой в форме прокурорского работника жестом пригласила его войти в кабинет.
В кабинете был стол следователя с вращающимся креслом и несколько стульев для посетителей. Стол венчала портативная печатная машинка «Юнис».
Светло-синяя форма сотрудника прокуратуры делала Шолпан похожей на стюардессу.
– Прошу, – произнесла Шолпан и показала ему рукой на один из стульев для посетителей.
Савва сел и протянул Шолпан свой паспорт. Та открыла его и стала заполнять шапку протокола допроса свидетеля.
– Вас не удивляет, что я пригласила вас на допрос? – спросила она.
– Нет, – коротко ответил Савва, он решил не развивать тему сам, а только отвечать на вопросы.
– А как вы полагаете, почему?
– Я думаю, вы сами мне об это скажете.
– И вам было не любопытно…
– Мне не было любопытно, я очень занят в выборной кампании.
Шолпан еще раз заглянула в паспорт Саввы. Родился на три года раньше ее, вполне мог бы стать ее мужем… И она по-другому посмотрела на Савву.
Савва это заметил, но не придал никакого значения. А стоило бы! Сработал эффект присутствия, можно за глаза представлять себе человека монстром, но первая встреча и первый взгляд со стороны женщины все расставляет по своим местам. И объект попадает в одну из женских ячеек, нет, не памяти, а некоего стеллажа женской программы выживания, в котором у каждого, кто представляет определенный интерес, своя полка.
Поместив Савву в ту ячейку, которой он соответствовал, Шолпан, почти по инерции, стала с ним работать. Она предупредила его об ответственности за дачу заведомо ложных показаний, отказ от таковых и спросила:
– Как давно вы знакомы с Доморацким?
– Мы познакомились с ним во время моей учебы в Москве.
– Вы шли по улице, а навстречу вам Доморацкий?
– Нет, все не так просто, я учился на филологическом, но проявлял любопытство к философам, а вокруг кафедры философии было много пришлых.
– Что это значит?
– Пришлых, значит, не студентов МГУ.
– И как вас занесло в МГУ, да еще на филфак? Почему отец не сориентировал вас идти его дорогой, в технический вуз?
– Я думаю, этот вопрос лежит вне темы нашего допроса.
– Хорошо, с той поры вы поддерживали с Доморацким добрые отношения?
– Нет, я поддерживал их с философами его направления, которые в конце восьмидесятых стали игротехниками, а в начале девяностых – политтехнологами. Они и порекомендовали мне его в нашу выборную кампанию. Тогда и оказалось, что мы с ним шапочно знакомы.
– Итак, он прилетел к нам из Москвы?
– Нет, он в это время находился в Америке, напрямую прилететь не мог, у нас не приземляются «Боинги». Он долетел до Москвы, а потом прилетел к нам.
– Каков был его гонорар?
– Этот вопрос тоже не относится к его смерти.
– Ну, а вдруг кто-то из местных или московских политтехнологов был ему конкурентом?
– Переговоры с ним вел лично я. Но факт того, что у нас будет политтехнолог из Америки, мы не скрывали, потому что наши главные конкуренты уже пригласили одного знаменитого москвича и на весь свет раззвонили об этом. Мы должны были соответствовать их уровню…
– Что значит главные конкуренты?
