Порывшись в кошельке, я нашла пять золотых монеток, три серебряных и четырнадцать медяков. Кто ж его знает, много это или мало. Хотя… Не много, это точно. Что-то мне подсказывало, что на две койки тут точно хватило бы. Кто-то скажет, что я поганка какая, оставила мужика без денег, но, думаю, он не пропадет. Честно говоря, плевать я на него хотела.
Оглянувшись в ту сторону, где меня бросила на произвол судьбы Оксения, я обомлела. Закат полыхал огненным заревом, дым валил, как от пожарища. Интересно посмотреть, как горят те, что называл тебя образиной? Да нет, не настолько я мерзкая, как мне кажется. Больше всего мне хотелось убедиться, что живы мужики, что помогли мне, и ребятня. Они-то мелкие, еще ничего в этой жизни не понимают, лишь копируют поведение своих родителей. Жить да жить.
Стрелой я помчалась в деревню, понаблюдать, может, помочь. Ноги привели меня, конечно, к дому Оксении и Пётки. Люди кто куда. Огонь охватил каждый дом, пламя с крыш вздыбилось чуть ли не до небес. Мужики пытались что-то потушить, но смысла в этом я не видела. Бабы причитали. Что с них взять.
Полыхающее потрескивание пожара разорвал визгливый ор Пётки. Сопляк точно кричал из пышущего огнем дома. Спасать его никто не спешил. Все ведь заняты своим погоревшим хозяйством. А мне вот, к сожалению, захотелось ему помочь. Недолго думая, я бросилась в дом. Неаккуратно коснувшись горящей балки, я, с изумлением обнаружила, что огонь безвредно лижет мою кожу. Гарелий – бог мой. Красота.
Я ворвалась в дом и заорала, что есть мочи:
– Пётка!
– Манька, – взвизгнул в ответ мне белобрысый погорелец. – Спаси!
Услышав меня, верещать он перестал. А как я его найду, коли он не кричит.
– Пётка!
– Манька!
Так мы перекрикивались до тех пор, пока не нашла я его под кроватью, в полыхающей комнатушке. Он уже даже не кричал, а едва выговаривал мое надуманное имя, теряя сознание. Я и сама скоро его потеряю. Огонь не причинял мне боль, но дым не упускал возможности укутать в свои объятия и напоить слезами удушья.
Я схватила пацана за шкирку и выволокла к окну. Мешающее стекло в раме я выбила локтем и выбросила мальчишку, а затем вылезла сама. Мы с Пёткой потеряли сознание.
– Манька, – меня кто-то осторожно расталкивал. Мне снилась я сама. Но совсем в другом обличье: темные волосы, карие глаза. А я ничего такая.
– Ну, что тебе? – белобрысый взирал на меня с благоговением.
– Манька, ты спасла меня.
– Не благодари.
Я поспешно встала и достала из кармана платья кошель. Цел-целехонек. И монетки, слава, хм, Гарелию, на месте! Шрее – луне и Соло – солнцу тоже слава! А то мало ли. Уже ночь сгустилась над горелым поселком. Я, к слову, выспалась. И даже еда подождет до утра. Только нужно добраться туда, где она есть. Быстрый осмотр окрестностей не выявил ни одной живой души кроме Пётки.
– Где все?
– Разошлись по родне.
– Оксения где, мама твоя?
Пётка пожал плечами.
– Давай выкладывай все, что знаешь, – прищурилась я.
– На рыбалку я пошел, с мужиками.
– С какими еще мужиками?
– Ну ладно-ладно, с пацанами, – закатил глаза Пётка.
– Продолжай.
– Ну и отошли мы, значит, чуть-чуть всего. Санчо и говорит нам, мол воняет горелым. Смотрим из кустов, а там эти землепоклонники скачут прочь из деревни. А потом как все заполыхало. Зуб даю, они это все устроили.
