Старик Вынько-Засунько был не просто конем, а старым железным конем, которым, как известно, все поля обойдем. Однако в это серенькое утро потомственный пенсионер был занят весьма странным делом. Хотя почему же странным? На первый взгляд казалось, что бодрый старикашка, шустро скачущий по раскисшему городскому пустырю с расплывшимися картофельными бороздами, занимается каким-нибудь редким видом китайской гимнастики. Присмотревшись повнимательней, можно было заметить некий трудно определяемый на расстоянии предмет в руках пожилого физкультурника, которым тот энергично размахивал, выкрикивая при этом что-то вроде: «И сдохнешь ты, козел обкуренный, в своей тачке поганой!» Впрочем, на этот раз вместо «тачки поганой» фигурировал некий «чертог поганый», но сути действий пенсионера это никак не меняло.
Наконец вереница прыжков, приседаний и подпрыгиваний закончилась. Доскакав до естественной границы пустыря, дедок с диким воплем «Лети на Уй!» метнул свой снаряд прямо в серенькое весеннее небо провинциальной России. После содеянного объект наблюдения потрусил к небрежно брошенной на краю пустыря старой спортивной сумке, достал из нее бутылку пива и стал не торопясь помаленьку отхлебывать из горлышка.
Но мудрый и посвященный, наблюдая эту сцену со стороны, понял бы, что никакая это не гимнастика, что системой «на своих двоих от маразма» и прочими геронтологическими извращениями здесь даже и не пахнет. Мудрый и посвященный понял бы, что на его глазах свершился очередной акт партизанской борьбы с мировой несправедливостью. Можно даже сказать, решающий акт, индивидуальное Бородино или паче того – Ватерлоо. Только вот мудрые в окрестностях пустыря не водились, равно как и наблюдательные, не говоря уже о посвященных. Поэтому данный акт до поры до времени так и не стал достоянием мировой общественности. Да и местной, к счастью для пенсионера, тоже.
Однако последствия этих танцев на пустыре очень даже скоро стали. И, как принято выражаться в приличном обществе, «вызвали большой общественный резонанс».
В самых что ни на есть верхах.
А вообще, наверное, следует рассказать, с чего начиналась эта история с нашим шустрым дедком. Жил себе бедный, но покамест общественно активный пенсионер на окраине провинциального городишка, никого не трогал, разве что с соседями скандалил, да в местную газетку кляузничал, вполне, впрочем, безрезультатно. Попивал пивко, если, конечно, удавалось вовремя получить пенсию или собрать достаточное количество стеклотары. И никого этот дедок на свете уже не ждал и ничего не хотел. Только досада какая-то на прожитую жизнь осталась, словно изжога.
Дети разъехались, друзья поумирали. Да и Любови, запасы которой в человеческом организме, увы, исчерпаемы, как и всего остального, осталось всего ничего. Так что любить стало практически нечем. Вот он и не любил никого кроме, разве что, старого облезлого пса. Кобеля, которого сам дедок гордо кликал Паштет. Видимо, кличка эта пришла к нему из каких-то незапамятных времен, когда для самого хозяина слово «паштет» было не просто чем-то абстрактным, а пищей. Едой.
И вот однажды, еще по осени, к дедуле явились на двух зверовидных машинах местные крутые ребятки, братва, – такие, из скоробогатеньких, с толстыми пальчиками и тоненькими девочками. Дедуле, понятно, хоть и не нравился шум, однако ж водочкой его угостили, почти что забытым паштетом тоже. Да и братков, учитывая местные порядки, следовало уважить.
