Не прошло и недели, как у Черных Камней моджахеды Сайфуддин-хана напали на такой же раскрашенный переполненный автобус. «О Аллах!» – взывала со стекол автобуса надпись. Вдоль кузова тянулись формулы мусульманской мудрости. Бандитские пули прошивали буквы и людей, крушили стекла и кости.
Остов сгоревшего автобуса чернел у дороги. Прозрачный, горячий воздух был мутным, серо-желтым. А солнце – как при затмении.
Шофер расправил затекшие от дальней дороги плечи. Как уйти от тревожных мыслей? Не хотелось в такой праздничный день думать об этой шакальей своре.
Когда водители решали, кто пойдет впереди колонны за военной машиной, у кого не дрогнет рука в трудную минуту, – все сказали: «Мухаммеджан!»
От мирных берегов Амударьи, от моста на границе Афганистана и Советского Союза вез караван хлеб. После митинга гремели над рекой узбекский карнай и афганская сурна. Был в оркестре и трехструнный ситар, который особенно ласкал слух Мухаммеджана.
Мускулистые крепкие ладони шофера и сейчас еще хранили тепло братских рукопожатий шурави[1]. Будет что рассказать сыну Hyp Ахмаду.
Городок остался позади. У Черных Камней караван грузовиков замедлил ход. Дорога втекала в узкую горловину.
Из последнего рейса Мухаммеджан опоздал на три дня. Вошел в дом, видит: сидит его Hyp Ахмад, руки на коленях, брови у переносицы. «Жду вас, отец, – стараясь басить, говорит, – жду. Раз двадцать очаг разводил. Халве[2]застыть не давал. Дров перевел – на неделю бы хватило. Знаете, почем сейчас дрова?..»
Как там Hyp Ахмад?
В последнее время он стал задавать совсем не простые вопросы: «Отец, когда закончится эта война?»
Как объяснить сыну то, о чем Мухаммеджан столько думал за баранкой своего грузовика?
Он хорошо помнил жизнь при короле Захир Шахе. Афганцы его любили. А иноземцы приезжали в страну или как туристы, или для помощи. Вон какой хороший тоннель в горах построили шурави – ехать одно удовольствие. Это было словно вчера. Каких-то пятнадцать лет прошло, как двоюродный брат короля решил править страной сам. Демократии ему захотелось. И где? В беднейшей стране мира. Провозгласил республику, шайтан бы его побрал! Появились разные партии, все рвутся к власти. Кому-то показалось, что в стране все еще мало демократии, и брата короля расстреляли. Сам он Захир Шаха не тронул, дал уехать из страны, а вот уже его не пожалели. А с ним – и его ближайших сподвижников. Отвернулся Аллах от Афганистана. И пошло-поехало… Перевороты, мятежи, одни афганцы стали убивать других – когда такое было! Дошло до того, что сами справиться с этим кошмаром в стране уже не могли – позвали шурави. Те пришли. Но как же – ведь не мусульмане! Значит, ислам в опасности! Часть афганцев убежала в горы и стала воевать против неверных, шурави. Деньги на это тут же нашлись, и немалые – в Америке. Американцам только дай насолить русским – им на это никаких денег не жалко. Идет жестокая беспощадная борьба за власть. А кто борется, кому она нужна, эта власть? Ему, шоферу, – нет. Жестянщику Бурхану – тоже нет. Водоносу Али – и что он будет с ней делать? Значит, за власть дерутся те, кто знает, как ею распоряжаться. Власть – это возможность давить неугодных, делать большие деньги. Их мало, этих шайтанов, но именно они ввергли народ в войну.
Как все это объяснить Нур Ахмаду? Где взять слова? Как объяснить, почему он, как Джуманияз, не хочет вступать ни в какую партию?
