Змеиный медальон - страница 12

Но должна ведь и эта дорожка куда-то привести, хотя бы к заброшенной лесопилке! Погоди, а вон слева не боковая ли тропка – вниз, в лощину, в папоротник… Кешка поднял голову к небу. Идти до конца или поворачивать?

С криком сорвалась ввысь длиннохвостая птица.

Свистящим шёпотом откликнулся воздух за спиной – и Кешке подрубило ноги.

Грянули крики, улюлюканье.

Посыпались сверху, замелькали меж стволов быстрые тени.

Кешка успел сесть, но на него прыгнул человек, повалил навзничь, оседлал грудь, занёс над горлом широкий серый клинок.

– Лежи! Не дёргайся!

Кешка лежал, смотрел. Пальцы на рукояти – загорелые, костистые, в царапинах и шрамах. Грязные, обкусанные ногти. Расхристанная рубаха из дерюги. Щербатая ухмылка. Шалые блики в глазах. Веснушки, широкие скулы. На голове воронье гнездо цвета меди. И снова – широкий серый клинок, совсем без блеска…

– Что это у тебя?

Клинок нырнул вниз, к горлу. Кешка зажмурился. По шее чиркнуло – тонко, горячо…

– Векпес, чену, кили пуеси!

Кешка открыл глаза.

Медноголовый, скалясь, качал на шнурке медальон.

– Ан мунх йотгойив уг? Никс итпалос!

Его подельники сгрудились вокруг. Кешку теребили, ощупывали, шарили по карманам. Он попытался вырваться, но тут же получил удар под ребра, в лицо уставились острия полудюжины ножей. Кешке связали руки за спиной, вздёрнули на ноги, толкнули – он шлёпнулся ничком. Под хохот и выкрики своих пленителей.

Но, кажется, издеваться над ним они не собирались. Медноголовый коротышка распутал Кешке ноги и выпрямился, крепя к поясу махристую верёвку с камнями на концах.

Пленника снова подняли. Рослый парень с жгучим взглядом и рваным шрамом на щеке накинул ему на шею петлю и дёрнул за верёвку.

– Дийи, вичи кичи!

Разбойники снова засмеялись.

Кешку потянули вниз, в папоротники, и он едва не упал, запутавшись в листве на крутом склоне.

Когда перебрались на другую сторону оврага, идти стало легче. В тени хвойных деревьев подлесок поредел, прошлогодние шишки похрустывали под подошвами, мягко пружинил листовой опад. Но Кешка брёл, едва переставляя ноги. Он смертельно устал и слишком многое сегодня пережил. Ныли вывернутые плечи, саднило запястья. Когда он спотыкался и замедлял шаг, его толкали в спину, парень со шрамом дёргал за верёвку, и у Кешки перехватывало дыхание, кровь начинала стучать в висках.

Всё обойдётся, твердил он себе. Если бы хотели убить, то не тащили бы на привязи столько времени… А сколько – полдня, день? Без единого привала? Мысли путались, в ушах нарастал шум, перед глазами плыло, и поднимая голову, Кешка видел над собой серую колышущуюся пелену, которая вытягивала из тела тепло и волю к жизни. Он не понимал, как ещё держится на ногах…

Сильный тычок между лопатками… Кешка споткнулся, пробежал вперёд несколько шагов, чудом не расквасив нос. И понял, что они наконец дошли.

Он лёг, где стоял, на голую землю, посреди вытоптанной поляны. Полегчало. Морской прибой в черепной коробке подутих, кроны в вышине прекратили расплываться. Темнота отступила, небо подёрнулось бледной предвечерней зеленцой.

С этого неба протянулась детская ручонка, дёрнула пленника за нос и под счастливое хихиканье ушла обратно в вышину.

Кешка перевернулся на бок и сел. Пацанёнок, совершенно голый, чумазый, с всклокоченными лохмами, смотрел на него, улыбаясь хитро и игриво.

– Маугли, – прошептал Кешка.

Малыш хихикнул и опять протянул к нему руку с хваткими пальчиками.