– Ва… Вальга? – недоверчиво выговорила женщина и перевела вопросительный взгляд на Алдана: не мерещится ли? – Это ты? Откуда взялся? Ты из Киева?
Вальга и сам ее не сразу узнал – они не виделись около двух лет, и за это время юная девушка с тяжелой темно-русой косой, часто мелькавшая где-то возле княгинь – Эльги и Прияны – превратилась в молодую женщину, крепкую, несколько раздавшуюся в бедрах и груди. Ребенок в беленькой рубашечке – уже не новорожденный, но еще не ходящий своими ногами, – на руках у нее ясно указывал на причину этой перемены.
Но сильнее того Вальгу поразило само ее присутствие. Он знал, что она должна быть здесь, но не думал о ней и о том, что ее существование делает его ношу еще тяжелее.
– Правена… – пробормотал он с таким чувством, будто впервые обращается к той, кого знал всю жизнь. – Будь жива. Нет, из Хольмгарда я… Князь в Хольмгарде сейчас, и мы все…
– В Хольмгарде? А где же… – Она оглядела тропу и берег реки позади Вальги. – А где Улеб? Они приехали? Я слышу – конский топот, голоса, дядька Алдан с кем-то говорит, ну, думаю, вернулись наконец! Уж мы ждали, ждали, все глаза проглядели!
Вальга моргал, глядя на молодую женщину, как на птицу Сирин. Думая об Уте, о ее невестке он почему-то не думал совсем. И вот, в награду за забывчивость, она упала ему прямо на голову, застала врасплох. И никуда не спрятаться.
– Что ты застыл-то, как чур межевой?
Правена подошла и поцеловала Вальгу. В другой бы раз он обрадовался поцелую красивой женщины восемнадцати или девятнадцати лет, но сейчас вздрогнул, будто его клюнула змея.
– Где Улеб? – теребила она его свободной рукой, а ребенок вопил и махал пухлой ручкой. – С чем тебя прислали? Или ты так, нас проведать? Ну, говори же!
Однако Вальга онемел и лишь беспомощно смотрел на Алдана, который, не зная его беды, не мог ничем помочь. Даже ухмылялся, положив руки на пояс.
– Я… – выдавил Вальга. – Расскажу… потом. Мне с Алданом надо… переведаться. В кузне. Я к вам… потом…
– Да хоть скажи: Улеб-то здоров? – не отставала Правена. – Чего не едет? Когда будет? С весны его не видали, что ж он у них так загостился! Дитя ходить научится, а его все нет! Будто в Царьград убрался!
– З… – По привычке Вальга чуть не сказал «здоров», но это все-таки была бы ложь, которая сделала бы правду еще тяжелее. – Дядька Алдан, пойдем в кузницу! – взмолился он. – Потом уж…
Алдан хмыкнул и пошел на край селения, где стояла кузница; Вальга, ведя лошадь, торопливо направился за ним. Правена сделала было шаг ему вслед, хотела остановить, но недоброе предчувствие сковало ей ноги. Почему он так и не ответил ни на один ее простой вопрос? Так спешит зачем-то в кузню, что недосуг языком шевельнуть?
* * *
Алдан не состоял с Улебом в прямом кровном родстве, хотя, будучи воспитателем его младшего брата, знал его очень хорошо. Ему, закрывшись в кузне на отшибе, Вальга рассказал все как есть. Слушая его, Алдан мрачнел на глазах. Он тоже подумал о женщинах – Уте, Правене, своей жене Предславе, – которые поднимут плач, стоит этой вести до них дойти. Да и само по себе горе было велико: Улеба, человека доброго, честного, несправедливо пострадавшего, все здесь любили. Алдан за свою бродячую жизнь повидал всякое, но даже ему трудно было поверить, что несчастливая жизнь Улеба закончилась так рано и так страшно – и тоже безо всякой его вины!
– Так что ты думаешь – князевы люди его порешили? – спросил он у Вальги.
