— Тиль, а ты умеешь печь растапливать? — тыкаю найденной кочергой в это чудо древней техники.
— Так это дело нехитрое, — машет рукой, словно это так, пустяк на пять минут. — Сейчас всё будет, госпожа.
Нахожу на одной из полок глиняные горшочки, промываю одну из лейки, решив позже уточнить, а как потом отмывать все котлы после еды. А пока рассматриваю подозрительного вида крупы, которые могут пойти на кашу.
— Что-то я есть перехотела-а-а, — тянет Зинка, следуя за мной по пятам. — А может, домой? Обратно? Дома как-то веселее, да и запасы мои не ревированы… Ревзированы… Тьфу ты, ну ты!
Она не договорила, вон как язык заплетается, но я и без этого нужный посыл уловила.
— Ты же сказала, я их уничтожила, — ехидничаю в ответ.
— Так я про Степкины, — строит морду кирпичом, — А то ишь, хвост свой подкатывает, а это что значица? А это значица, что все его запасы желудей — мои.
— А твои — его? — подначиваю эту хулиганку-интриганку, уж больно интересно с ней беседовать.
Давно мне так весело не было, но говорить я стараюсь потише, благо пацан занят печкой.
— Что? Еще чего! — вдруг начинает возмущаться и попискивать Зинка, потрясая лапками. — Он — самец, а я — самка, вот он пусть и обеспечивает нас провизией… Ишь, позарился на мои орешки…. Ням-ням.
Еле сдерживаю смех от ее возмущений. Что-что, а самки… Тьфу, блин, девочки… Они и в животной шкурке девочки, тем более, с земли.
— Это черный рис, а это далия, — подбегает вдруг Тиль, отвлекая нас, и тыкает пальцем то в один мешок, то в другой. — Из них можно как раз кашицу сготовить на воде. Пропарить хорошенько, тогда и будем сыты. Видел, как Орния так делала, к нам завсегда за ней и приходили поутру.
Скептически смотрю на него, понимая, что не шибко балуют они себя и гостей едой. А уж чем и как зарабатывают — это отдельный вопрос, которым мы и займемся чуть позже. А сейчас начнем осваивать местную печь. Как только та накаляется, ставлю на нее горшочек, заливаю молочком, а после, следуя собственным рецептам в голове, добавляю черный рис. Зинка бухается в обморок на доске для разделки, обмахиваясь своим хвостом на манер веера.
— Какой у-у-ужас, — протягивает на ультразвуке.
— А ну цыц! Пока тебя не разделала! — ставлю на место распоясавшуюся белку, на кухне может быть только одна хозяйка, и это я.
Постоянно помешивать варево не получается, ведь руку в печь не засунуть, так что нет-нет, но достаю прихватом и проверяю, наблюдая, как постепенно крупы разбухают, и каша всё больше начинает напоминать мне… Я бы сказала съедобное, но черное месиво, которое даже белое молоко не осветлило, наводит на нерадужные мысли. Минут двадцать спустя зачерпываю немного черного варева и пробую. Но вкуса пока с непривычки не чувствую.
— Кажется, готово.
Так что, вооружившись полотенцем, как оказалось, нарукавников здесь тоже нет, ставлю всё это добро на стол.
— Ну, — скептически говорит Зинка, перепрыгнув на стол, и принюхивается к приготовленной пище, — кто первый на отравление?
Поднимает голову, глядя на нас со скепсисом во взгляде, я же в возмущении приподнимаю бровь.
— Не знал бы, что это невозможно, госпожа, подумал бы, что белка у вас говорящая, — подает голос Тиль, так же, как и я, наблюдающий за дергающей хвостом белкой.
Сдерживаю улыбку и открываю снова шкаф, достаю там три деревянные чашки, из-за чего снова ловлю на себе странный взгляд мальчика.
