– Алексей, можно я вам задам один вопрос? – проговорил Иван медленнее и тише, но – знакомый ему парадокс – Алексей тут же сосредоточился и кивнул. – У Андрея Петровича тут, в этом районе, были с кем-нибудь конфликты? Может быть, вы знаете кого-то, у кого могли быть с ним сложные отношения? Что-то не поделили? Забор не там поставили или шумели по ночам? Что угодно?
– Петрович-то – хороший мужик, дельный, и охотник. Его тут вообще очень уважают. Уважали… – поправился Алексей. – Конфликтов у него ни с кем особо не было.
– А не особо? – уцепился Иван, подумав про себя, что они с Сережей нечаянно разыграли «хорошего и плохого следователя». Алексей на Сережу даже не смотрел, игнорировал.
– Да это я так просто сказал. Ни с кем он не конфликтовал. Он вообще ровно со всеми. Больше всего его охота волновала. Дружил с теми, кто охотится. К примеру, с Никитиным они были неразлейвода, даже когда-то работали вместе. И дома тут купили, в одной деревне, чтобы вместе охотиться. И в покер играли, Морозов покер очень вообще любил, – Алексей вдруг смутился. – То есть, вы не подумайте, не на деньги играли.
– А на что? На «просто так»? – усмехнулся Сережа. – В покер?
– Не волнуйтесь, нас покер не интересует. Никитин? – уточнил Иван. – А зовут как? Какой дом?
– Звали. Он уже лет семь как помер, царствие небесное. Инфаркт вроде. А может, и нет, я не знаю. Мужики часто именно от инфаркта умирают.
– Умер, значит? Жаль. А с кем из ныне живущих он общался?
– А звали Никитина Олегом, – продолжал Алексей, словно не услышав вопроса. – Отчества не помню. Петрович и по сей день с его вдовой общается, только ее я мало знаю. Она на той же улице живет, если что. Дом обложен белым кирпичом. Он один такой на всей улице. А Салатниковы – те от Морозова прям через забор. Только Салатников на этот Новый год вроде в Москве остался. У них внук родился, его жена там помогает невестке, а Салатникову одному на дачу ехать не дадут, это я вам гарантирую. Салатников – как дитя малое, если от жены вырвется, все выпьет, что найдет. В общем, одному ему сюда нет дороги, – Алексей хмыкнул, и Иван понимающе кивнул.
– У вас их телефоны есть? Салатниковых, Никитиных и других, возможно? – спросил Иван, и Алексей пошел, шаркая тапками, в дом.
После Иван и Сережа ходили от дома к дому, и так до самого утра. Иван уже с ног падал. Сухой остаток – толку ноль. Алексея, позвонившего в пожарку, не нашли, конфликтов с подполковником Морозовым не смог припомнить никто. Все теми или другими словами говорили о нем одно и то же: что Морозов – мировой мужик, старшее поколение, не то что нынешние, которые за деньги на все готовы. Однако делу это никак не помогало. В домах Салатниковых, Никитиных и Воробьевых – самых близких к Морозову семей в деревне Благинино – никого не оказалось. Правда, до Салатникова удалось дозвониться. Ответила жена; узнав, что случилось, заверещала, заохала, поужасалась смерти соседа, десять раз уточнила, в целости ли их собственный дом, да и все. Никакой информации. Разве только то, что Салатникова подтвердила: калитка, выходящая к пролеску, практически никогда не закрывалась, потому что Морозов туда постоянно курить ходил.
Никитиным дозвониться не удалось, ни вдове, ни дочери, их телефоны были вне зоны действия сети, а Воробьевы просто не взяли трубку, что тоже неудивительно – шесть утра тридцать первого декабря, кто же берет трубку? Из опрошенных жителей деревни Иван отметил пару личностей как подозрительных, но так, больше для того, чтобы иметь хоть какой-то результат от этой многочасовой работы. Подозрительные личности – некто Василий Булдаков и некто Борис Лемешко – были подозрительны тем, что первый был неприлично, просто по-свински пьян, а второй так же странно, необъяснимо трезв, адекватен и бодр, словно и не спал вовсе, когда ему постучали в дверь в пять часов утра.
