В общем, дали мне за одну мою фразу один год лагерей, и попал я в Пермский лагерь. Отсидел от звонка до звонка. В день освобождения привели меня к куму – начальнику лагеря, – подмигнул он мне хитро и сказал, что, мол, отродясь таких как мой приговоров не видал. Всего один, надо же, только один год лагерей! Затем подмигнул опять и сообщил, что в моем деле нет бумажки о лишении меня воинского звания и сказал, мол, обращайся в кадры, может еще и обойдется все. Такой расклад, сказал он мне, означает, что кто-то наверху благоволит тебе. И я тебе хорошую характеристику дал. И потому смело дуй вперед и вверх. Там доложишь, что наказание понес, вину осознал, язык свой укоротил, исправился и, дескать, готов опять в строй.
Добрался я до Москвы и подался в кадры. И что ты думаешь? Захожу я в бюро пропусков и встречаю, думаешь, кого? Да, да, его, стукача, с-суку иудину! Весь чистенький такой, в новенькой форме и «Красной Москвой» пахнет. Что было дальше – припоминаю плохо, будто обухом по голове шарахнули. Помню только, сразу дал я ему в глаз левой, а потом пару раз добавил правой. Он в отключку. Как потом выяснилось, три зуба я ему выбил и челюсть сломал. И опять загремел я в наш лагерь, но уже на три года.
Как только прибыл я с этапом на зону, сразу же меня дернул к себе тот же кум. Рассказал я ему, что тут скрывать, как все случилось, посмеялся он над моей несчастной судьбой, потешной она ему, видишь ли, показалась, затем достал из ящика стола мое дело и показал мне обложку. А там под грифом «секретно» карандашом нацарапано – Боксер. Никому об этой детали беседы с кумом я, понятное дело, не рассказывал, но в отряде меня встретили уже как Боксера. Быстро работает лагерный телеграф. Вот так и было. Да. А теперь я хочу тебя спросить.
– Валяй, пока время есть, – снова разрешил Буров, почесывая перебитый кривой нос и пряча за рукой улыбку
– А что это ты нашего разведчика только по имени-отчеству называешь? – спросил Боксер. Комбат в ответ усмехнулся: – А потом еще спросишь: почему я его снайпера Петровичем называю?
– Ну, да, тоже интересно.
– Раз интересно – слушай, и поймешь. Разведчик наш – Георгий Семенович Хромов происходит из терских казаков. В четырнадцатом году, двадцати лет отроду, хорунжий Хромов в составе Кавказского корпуса Русской Императорской армии участвовал в знаменитой Сарыкамышской операции в Закавказье против османов Энвер-паши. Начальником штаба в турецкой армии Энвер-паши был немецкий генерал фон Шеллендорф. Турция и Германия тогда в союзе были против России. Это он, Шеллендорф, планировал турецкое наступление на позиции русских. А наш Хромов, он и тогда уже был разведчиком, нашел горные проходы и вывел в тыл наступающим туркам наших терских казачков и горных егерей, ну, и врезали они туркам как следует. Дело закончилось окружением и полным разгромом турецкой армии. Объегорил наш Георгий Энвер-пашу и фон Шеллендорфа. Георгия наградили тогда офицерским Георгиевским крестом. Потом были еще два: за Карс и рейд к Трапезунду.
В Гражданскую Хромов воевал на стороне красных, военную службу закончил в Средней Азии, где бил беляков и басмачей. Там на свою беду он познакомился и свел дружбу с Глебом Ивановичем Бокием. Кто такой Бокий знаешь? Ну, да, легендарный революционер, да еще и соратник Ленина и Дзержинского. Так вот. После демобилизации вернулся Хромов на свой Терек, женился, дом отстроил, хозяйством обзавелся, детей нарожали, потом, когда пришло время, колхоз организовал и стал его председателем. В общем, все чин чином. Живи и радуйся. Ан нет. В тридцать седьмом, когда комиссара государственной безопасности Бокия расстреляли как врага народа, нашлись добрые люди и припомнили Хромову и его офицерство, и его дружбу с Бокием, и приплели еще организацию какого-то казачьего троцкистского блока, и загремел ни за понюх табака наш Георгий Семенович в лагерь. Вот так.
