Словом, за такими твердынями при желании можно отсиживаться месяцами, и, глядя на них, Вячеслав приуныл. Ожидалось-то нечто вроде Пронска, а с ним никакого сравнения. Рязань и та, когда еще стены имела, столь могуче не смотрелась.
– Ну что же ты, командуй парадом, – усмехнулся Константин, а больше подшучивать не стал – уж больно виноватый был взгляд у воеводы. – А знаешь, может, оно и хорошо, что взять с наскока не выйдет, – ободряюще хлопнул князь друга по плечу. – Если мы планируем всерьез и надолго, все равно без ряда с городом не обойтись, и куда лучше заключить его мирно и полюбовно, а то владимирцы – народ гордый, возьмут да потом позовут кого иного. Ладно, покажу тебе класс дипломатии.
И в тот же день он отправил в город послов.
Те напирали на главное – все у вас хорошо, народ честной, но одно худо: людишек для обороны нет, а без них и вдвое выше стены не помогут. Да и князь наш не тать, пришел не грабить, но править, потому не лучше ли все миром урядить. Давайте-ка сядем где-нибудь поблизости, да все и обсудим, как дальше жить. Глядишь, и придем к общему согласию.
Старый Еремей Глебович – владимирский боярин, который был дядькой-пестуном еще у покойного князя Юрия, а ныне оставленный им для вящего бережения всего града и княжича Всеволода, – слушал внимательно, но ни да ни нет не ответил, а заявил, что должен все обдумать как следует.
Вот уж не думал не гадал боярин, что на его плечи в одночасье свалится такая огромная ответственность. И совета-то спросить не у кого. Вроде бы и имеется в городе княжич, да проку с того, если Всеволоду всего пятый годок идет. Да тут еще мать его, Агафья Всеволодовна, дочь черниговского князя Всеволода Чермного, которая на сносях, при виде изуродованного лика своего покойного мужа князя Юрия слегла, а через час у нее и вовсе родовые схватки начались. Уже второй день мучается, бедняжка, и ни до чего ей дела нет.
От малолетнего княжича мысли Еремея Глебовича плавным ходом перешли к Константину Рязанскому. Чего ждать от него – неведомо. У бояр спросить бы, кои под Коломной были, да они если и живы, то в полоне пребывают. Опять же и мало кто о нем может рассказать – темен князь, и разные о нем ходят слухи. Совсем разные. По одним – с простецами заботлив, с купцами ласков, опять же и как про хозяина худого слова о нем не скажешь. Зато по другим… Чего стоят одни Исады. Кто прав, кто виноват – поди пойми, но девять князей пали.
Если б можно было спросить Творимира – тот вроде бы успел с ним пару раз поговорить, но далеко деревенька боярина, да и гонцов не пошлешь – крепко Владимир обложен, со всех сторон к нему проходы наглухо запечатаны. Ни конному, ни пешему не вырваться.
А спросить Еремей Глебович хотел лишь одно – можно ли княжеским обещаниям верить, ибо на устах у рязанских послов был сплошной мед. Не слова – патока сладкая. Мол, с такой ратью, коя к вам в гости припожаловала, город взять – пустячное дело. Но не хочет князь Константин ломать ворота, устраивать пожары и разорять жителей. Если бы завоевателем пришел, в набег грабительский – тогда ему все равно бы было. Но и ему, и сыну его здесь еще долго княжить придется, и не желает он свое правление на крови начинать. Не по-христиански оно.
И как тут догадаться – то ли правду рязанский князь говорит, то ли лукавит, сберегая жизни своих воев. Ведь не одна сотня погибнет, если город на копье брать попытается.
