Да, я злопамятная, но я не могу это исправить. Я не могу полюбить отца, которому было всегда на меня всё равно и о чьих похождениях знал весь Квебек. А наша мама только усугубляла ситуацию тем, что рассказывала нам о подробностях их личной жизни, о которых не стоило бы знать двум десятилеткам. Мы с Лиззи рано повзрослели из-за всего этого. Но ей повезло больше. Она была отходчивой и могла отпустить ситуацию за пару дней. Я же привыкла размусоливать всё в голове, докапываться до истины и спасать ситуацию, пока это не дойдёт до апогея. В бою закончились патроны? Я достану ножи. Затупились ножи? В ход пойдут кулаки. Но когда я уже понимаю, что спасать нечего, то просто переключаюсь и становлюсь безразличной. Так и стало.
Когда мне исполнилось двадцать лет, я полностью отпустила вечные перепалки родителей и попросила не впутывать меня в них, так как это очень плохо на мне сказывалось. Естественно, они меня не слушали, звонили мне чуть ли не каждый день и жаловались друг на друга. Лиззи они почему-то ничего не говорили. Но после очередной измены отца и момента, когда он вновь поднял руку на мать, я разорвала с ним всякую связь. Они развелись месяц назад. Мама тяжело переживала развод. Её пугал страх, что она вынуждена остаться одна в Квебеке. Мы с Лиззи предлагали её переехать к нам, но она отнекивалась, говоря, что ей будет сложно начать всё сначала. Я слышала по её голосу, что она хочет вернуть отца. Она не признавалась нам в этом, но мы это понимали. И это было ужасно. Я не могла понять, как она хотела вернуться в эту тиранию снова? Мы были счастливы с Лиззи, когда нам исполнилось по восемнадцать лет и мы уехали учиться в США и покинули это адское место, которое считали домом.
Оглядываясь назад, я понимаю, что наша психика была просто переломана вдоль и поперёк. Мне повезло меньше, так как меня, ко всему прочему, ещё ненавидела и мать. Помню, как она избила меня за то, что – мне было шесть лет – я подошла к ней и попросила поиграть в куклы со мной, а она разговаривала по телефону с подругой. Она сказала, чтобы я подошла к ней через десять минут. Когда я подошла к ней спустя положенное время, она повесила трубку, сказала, что я её не уважаю, раз мешаю её разговору, и начала бить меня пылесосом. Вот такая вот история.
Она била меня за всё: за четвёрки, за облегающие шорты, которые мама сама же мне и подарила, за то, что я не убралась, за то, что я не заступилась за себя в школе, когда на меня напала девочка после игры в баскетбол, когда я не соглашалась с её мнением. В какой-то момент я даже смирилась. А потом что-то произошло. Не знаю, что именно надломило меня, но в какой-то момент я просто встала и сказала ей, что она не имеет права поднимать на меня руку. Думаю, тогда-то и начался период моего взросления. Мне было лет пятнадцать. После этого она меня не трогала. Моральные унижения продолжались, но даже там я начала защищать себя. И мне понравилось. Весь этот фасад холода и безразличия спасал меня. Ровно до событий в ЛА.
Там я вновь была обезоруженной, так как подпустила людей слишком близко и позволила себе быть обманутой. Мне потребовалось буквально два месяца, чтобы вернуть себе себя назад. Да, моментами я вновь валялась в кровати с чувством жалости к себе, но на утро всё забывалось. Поэтому в этот раз я бы не хотела, чтобы кто-то вновь забрался мне под кожу.
