– Гляди, – сказал я и поднял лист, чтобы Глек увидел. – Меня из-за тебя обкладывают налогом. Маршал придумала налог на детей. Мол, на вас уходят общественные фонды. Подумать только, налог на детей! Давандейн изо всех сил старается растерять популярность.
Я скомкал бумажку и швырнул в огонь. Они и свои задницы предложат, если посулить достаточно денег. Надо попросить Валию, чтобы написала декрет об исключении для всего персонала «Черных крыльев» и их родных. Правда она не любит Малдона, а я не хочу, чтобы она занималась им. Меара и Трауст не годятся для такой работы, а Тнота обращается с пером хуже, чем с мечом.
– Я сто́ю каждого потраченного на меня пенни, – объявил Малдон. – Я – благословение. Ведь так говорят про детишек, ха-ха. Нас послал вам Дух радости. Так что радуйся.
– Тебя сотворил совсем не Дух радости, – заметил я.
Это было жестоко. Но раз лезешь в драку – получи и распишись.
– Напиши мне билль об освобождении от налога, и я все сэкономленные деньги отдам тебе.
Малдон потерял глаза, но это не значило, что он не мог писать и видеть. Чертова магия.
– Оно прельстиво. Но я не могу. Я занят.
– Да, уж точно занят, – заметил я, посмотрев на бутылку в его руках. – Если помнишь, я тоже был так вот занят – и еще дольше, чем ты.
– Я хочу кое-что сделать для тебя, – вдруг заявил он, и его мерзкая кислая гримаса сменилось ухмылкой еще мерзейшей. – Мне нужно вот это.
С тем он встал и подошел к столу, где лежал светострел.
– Но мне нужно еще кое-что.
– И что ты собираешься делать?
– Это сюрприз. Но тебе понравится.
Я был не совсем уверен, что мне понравится, если десятилетний пьяный циник станет играть в моем подвале с нестабильной фос-технологией. Но я знал, что если начну запрещать, Глек все равно раздобудет нужное: украдет ли, выклянчит ли. Больше того, мне все время приходится напоминать себе, что Глек – не ребенок. Ему перевалило за пятьдесят, и он вполне способен о себе позаботиться.
– Составь мне список нужного, – выговорил я.
На меня накатила очередная волна усталости. Запах вина манил. А ведь еще слишком рано для выпивки. Но я часто думал, что еще слишком рано. А потом приходил к выводу, что вовсе и нет.
– Но потом протрезвись, – добавил я. – Я хочу продолжить наши уроки.
– У тебя нет способности к языкам, – указал Малдон.
– А у тебя – к педагогике, – парировал я. – Но ты у нас знаешь язык драджей, а я хочу выучить его. Пока я рискую шкурой и держу тебя в этом доме – будь добр, принеси хоть какую пользу.
– Тебя учить – жуткая тоска. И мука.
Я обозвал его дерьмососалкой на языке драджей – Глек первым делом обучил меня набору ругательств. А теперь он рассмеялся и шатаясь убрел прочь.
Малдон выучил наречие драджей, когда Шавада поработил его разум. Малдон многое выучил, большей частью жуткое и кошмарное. Кое-что я увидел, когда залез в его рассудок – и больше видеть не хотел. В Глеке Малдоне засела тьма, которая уже никогда его не покинет. Отчего же я его пощадил? Да пожалел. Пусть он теперь превратился хрен знает во что, он все равно был другом. Мушкетная пуля раздробила ему лицо, вырвала глаза. Увечья бы исцелились, если бы Глек оставался «малышом». Но это потребовало бы душ. «Малыши» исцелялись, медленно обдирая жизненную силу жертв. Но Малдон утратил способность красть чужие силы, и увечье осталось навсегда. Похоже, у него осталась только магия, позволяющая поддерживать тело. Оно не выросло и не состарилось за четыре прошедших года. Если бы Валия или Амайра заметили – были бы проблемы.
