Знаки и символы в сфере потребления алкоголя: конструирование, развертывание, противодействие - страница 11

Воспевая алкогольные жесты, господствующая атмосфера выжигала из жизни жесты протестные. Сопротивляться официальной символики жеста было просто опасно. Однажды на обеде с литераторами Сталин заметил:

« – А Леонов хитрит?

– Как хитрит, товарищ Сталин? – спросил Леонов.

– А водку не пьёт» 69.

В более вегетрианские времена эта ситуация становилась сюжетом для мягкого юмора70, однако при Сталине такое давление могли выдержать лишь единицы, как, например, Леонид Леонов. Мягкость давления эпохи застоя с лихвой компенсировалась его широчайшей распространенностью.

В 1990 году автор данной монографии провел несколько психотерапевтических групп «по методу Г.А.Шичко». Ему памятен произнесенный со слезами на глазах рассказ одной из участниц группы. Она долго готовилась к свадьбе подруги и сшила красивое платье. Но оно оказалось безнадежно испорчено. После того как рассказчица отказалась выпить за очередной тост, рюмку красного вина ей в полном смысле слова вылили за воротник.

Символике алкогольных жестов в советскую эпоху не уступала символика емкостей для алкогольных изделий. Об этом свидетельствует один из самых популярных советских писателей, будущий лауреат Нобелевской премии по литературе:

24 мая 1936 г. я был у Вас на даче. Если помните, – Вы дали мне тогда бутылку коньяку. Жена отобрала ее у меня и твердо заявила: – «Это – память, и пить нельзя!» Я потратил на уговоры уйму времени и красноречия. Я говорил, что бутылку могут случайно разбить, что содержимое ее со временем прокиснет, чего только не говорил! С отвратительным упрямством, присущим, вероятно, всем женщинам, – она твердила: « – Нет! Нет и нет!» В конце концов я ее, жену, все же уломал: договорились распить эту бутылку, когда кончу «Тихий Дон».

На протяжении этих трех лет, в трудные минуты жизни (а их как и у каждого человека, было немало), я не раз покушался на целостность Вашего подарка. Все мои попытки жена отбивала яростно и методично. На днях, после тринадцатилетней работы, я кончаю «Тихий Дон» 71. А так как это совпадает с днем Вашего рождения, то я подожду до 21-го, и тогда, перед тем как выпить, – пожелаю Вам того, что желает старик из приложенной к письму статейки^>45.

Посылаю ее Вам, потому что не знаю, – напечатает ли ее Правда.

Ваш М. Шолохов.

Вешенская 11.XII.39» 72.

Литература советского периода делилась на две больших группы: русская советская литература и литература народов СССР. Самым популярным представителем поэзии второй группы был, бесспорно, Расул Гамзатов (1923 – 2003).

В его широко известной повести 1968 года «Мой Дагестан» (только в «Роман-газете» была опубликована тиражом 2,1 миллиона экземпляров)73 употребление психоактивных веществ (далее ПАВ) приобретает характер религиозного служения и патриотического долга. Текст предисловия к повести открывается фразой: «Я думаю, что сам аллах, прежде чем рассказать своим приближенным какую-нибудь забавную историю или высказать очередное нравоучение, тоже сначала закурит, неторопливо затянется и подумает».74 Далее, словно желая преодолеть атеистические предрассудки читателя, Р.Гамзатов снова возвращается к образу Аллаха: «Вот певец взял в руки пандур. Я знаю, что у певца хороший голос, так зачем же он так долго и бездумно бренчит, прежде чем начать песню? То же самое скажу о докладе перед концертом, о лекции перед началом спектакля, о нудных поучениях, которыми тесть угощает зятя, вместо того, чтобы сразу позвать к столу и налить чарку. <…>