«Книжку читать теперь будет всю ночь? Какая, однако, тяга к просвещению!», – жёлчно думал Витенька. Он не любил спать при свете. Терпел, терпел, повернулся. Прежняя, красиво причёсанная блондинка сидела за столиком, и что-то задумчиво писала на листе. На молчаливый вопрос улыбнулась загадочно и сказала:
– Пишу письмо мужу.
«Оп-па-на!»
– А у вас что, есть муж?
– Не спрашивайте – не совру.
Пышные золотистые волосы чертовски красиво лежат на плечах. Витенька опять почувствовал лёгкое восхищение, вздохнул и отвернулся к стенке.
– Нет у вас мужа, – произнёс он, понимая, что такие вещи нельзя говорить женщинам. – Не было, и никогда не будет.
– Это ещё посмотрим.
Ему показалось, что разбудила она его совсем глубокой ночью. В купе по-прежнему горел свет, Алла стояла одетая в свою блестящую чёрную шубку, смотрела ему в лицо, золотые волосы сногсшибательно блистали на пушистом воротнике.
– Вставайте, Виктор, проводите меня.
– Что? Уже приехали?
– Нет, сейчас будет станция, я хочу отправить письмо немедленно.
Жмурясь, Витенька глянул на часы:
– Да уже одиннадцать, никакая почта не работает.
– Глупый, есть же почтовые ящики.
– И что, так срочно надо отправлять?
– Совершенно срочно. Вставайте, Виктор, я же серьёзно говорю.
Он спрыгнул на нижнее сиденье, сунул ноги в ботинки, начал шнуровать.
– Мне неудобно вам напоминать, однако давайте наденем брюки, вы всё-таки с девушкой пойдёте. Я бы и без вас сходила, но боюсь. Одевайтесь, я отвернусь.
Витенька вынужден был снова натянуть костюм, из которого вырос, накинул пальто и открыл дверь. Поезд уже тормозил длинными, крепкими рывками.
– Там холодно, вот ваша шапка и шарф. Давайте помогу, вы спросонки ничего не соображаете.
И начала примерять шапку, будто покупала в магазине, поворачивая его голову в разные стороны, Витеньке было немного стыдно, но приятно. Потом завязала длинный шарф. Он хотел застегнуть пальто, Алла не позволила.
– Так вы очень хороши, не будем застёгиваться, – и пошутила. – Я умираю: такой мужчина!
Она и правда развеселилась, глаза блестели, как у сумасшедшей.
– И вы тоже наденьте шапку, – счёл необходимым напомнить Витенька, – Мороз-то собачий.
– Ничего, обойдусь, – лихо встряхнула волосами, они взлетели в воздух и снова блестящей волной легли на воротник.
– Всё, идёмте!
Схватила под руку и потащила на выход. Проводница открыла дверь, стояла, улыбалась. «Явно благоволит Алле. Почему?» На узком перроне горели яркие фонари, а дальше за ним чистое белое поле сияло алмазами в ночи. Он спрыгнул со ступеньки в пушистый, только что выпавший снег. Через поле светились окна низеньких изб, утопавших по крыши в сугробах. Рядом с Витенькой на платформе оказалась девчонка в валенках, фуфайке, мохнатой шали. Лицо её в тени, но глаза сверкали восхищённым блеском, почти как у Аллы.
– Помоги мне, пожалуйста, милый, – соседка протянула руки, стоя на подножке.
Он легко подхватил её, чувствуя теплоту стройного тела под шубой, мягко опустил с собою рядом.
– Девочка, ты не скажешь нам, где здесь поблизости есть почтовый ящик? – спросила Алла особенным голосом, каким в детских сказках разговаривают феи.
В искрящемся ночном воздухе её лицо выглядело волшебно молодым, волосы неправдоподобно светились на тёмном меху. Как заворожённая, боясь расстаться с парочкой глазами, девчонка только на мгновение кивнула в сторону, на столб посреди поля. На верхушке столба висел старомодный фонарь в виде тарелки, очень ярко освещая всё заснеженное поле. А внизу синий почтовый ящик. А вокруг сугробы, и ни тропинки к этому ящику.
