И как же я могла проспать так долго? И почему? Все конечности жесткие, непослушные – новые – такие, какими они были всякий раз, когда я пробуждалась от золоченого сна. Хуже того, где-то глубоко внутри меня поселилось странное чувство, будто что-то меняется… зреет… не могу избавиться от ощущения, что каким-то пока непонятным мне образом я становлюсь другой.
Бритта все это время с озадаченным выражением глаз наблюдает за мной.
– Что такое? – спрашиваю я сквозь лихорадочную круговерть мыслей.
– Ты ничего не ела, но почему ты живая? – шепчет Бритта.
Бросаю на нее испуганный взгляд, и она поясняет:
– Ни крошки еды, ни капельки воды. Мне приходилось съедать все за тебя, чтобы остальные люди не заметили, что ты спишь все путешествие. Я им сказала, мол, ты болеешь, вот и не шевелишься, не говоришь. Но они начали бы спрашивать, почему ты не ешь. Вот я и кушала за тебя. Ну. Я знаю, ты странная, но это… – Бритта понижает голос до шепота: – Это противоестественно, Дека.
Противоестественно… И снова это слово.
Знаю, Бритта не хотела меня задеть, но оно ранит. Хуже того, это слово – чистая правда. Я не чувствую голода, совсем. Он исчез, забился куда-то, где я не могу его отыскать. Печально пожимаю плечами, стараясь отогнать ужасные чувства, что поднимаются волной изнутри, страхи перед новым, тревожным признаком нечистоты.
– Не знаю. Такого со мной никогда не случалось. Наверное, все как говорит Белорукая, я пыталась «заспать» то, что было в подвале…
– А сейчас ты голодная? – быстро спрашивает Бритта.
Перебивает, чтобы мне не пришлось договаривать сокрушающие меня слова. Я с благодарностью киваю:
– Думаю, можно поесть.
Бритта тут же хватает меня под руку, одаривает лучезарной улыбкой.
– Давай-ка тебя накормим, пока желудок северную джигу не завел, – говорит она и тащит меня вверх по ступеням.
Мы выходим на солнечный свет, столь ослепительный, что мне приходится прикрыть глаза ладонью. На пристани всюду толпятся люди, их голоса огромной звуковой волной несутся с каждого корабля, улицы, прилавка. Слишком много людей, слишком много звуков… Мне приходится бороться с желанием заткнуть уши.
– Ойомо, сохрани! – восклицает Бритта, разинув рот. – Ты хоть раз в жизни видела столько народу?!
Я качаю головой, утратив дар речи, а Бритта уже машет на прощание морякам и другим пассажирам. К моему удивлению, они весело машут в ответ.
– Всех благ в пути, Бритта! – отзывается старый седой моряк.
Бритта сияет.
– И тебе в новом плавании, Кельма!
Замечая мой взгляд, Бритта пожимает плечами.
– Мы стали друзьями, – объясняет она, затем наклоняется ближе и шепчет: – Они во время путешествия всякое рассказывали мне. На Хемайру нападают смертовизги! Каждую ночь несколько чудовищ проскальзывают в город, и никто не знает как.
Я широко распахиваю глаза. Смертовизги в столице? Как это вообще возможно? Говорят, что стены Хемайры неприступны, что сам город превращен в обнесенный стенами сад, не боящийся осады. А эти существа уже здесь, так близко… содрогаюсь я от одной мысли.
– А что они рассказывают о нас, алаки? – спрашиваю я.
Бритта снова пожимает плечами.
– Народ о нас пока не знает. Только жрецы и старейшины. Но, с другой стороны, они-то всегда знали.
С горечью киваю, краем глаза отмечаю движение: Белорукая нас подзывает с пристани, где Брайма и Масайма уже впрягаются в ее повозку.
– Скорей, скорей, Тихоня, – зовет Брайма. – День убывает все быстрей.
