– Птицы, наверное, тоже есть хотят?
– Не исключено.
– А можно их покормить?
– Возьми на кухне чашку с пшеном и угости их.
– Спасибо, баба Лина! – радуется Горка, бежит на кухню, находит чашку, выбегает во двор.
Веером летят на землю зёрнышки крупы. Воробьи смотрят, чирикают, но продолжают сидеть на ветках. Горка ждёт, расстраивается и уходит в дом. Но едва он переступает порог веранды, как воробьи дружно падают на россыпь пшена. Горка возвращается – птички взлетают. Горка – на веранду, они – на землю. Не нравится это Горке.
– Баба Лина, – жалуется он вышедшей из дома бабушке, – я хочу с ними подружиться, а они, дурачки, этого не понимают.
– Всё они понимают, Горушка. Не маши руками как ветряная мельница. Откуда им знать, что ты бросаешь. Может быть камни? Осторожность – в их генетической памяти. Уж очень люди их всегда обижали.
– И что же делать?
– Насыпь крупы и стой неподвижно. Воробьи убедятся, что ты им зла не желаешь, и спустятся на землю.
Баба Лина уходит в дом и спустя несколько минут смотрит в окно. Воробьиная стая прыгает вокруг внука. Вскоре и он появляется в доме, улыбающийся, счастливый.
– Всё, баба Лина, мы подружились. И вовсе они не дурачки!
Приспело время знакомиться с соседями. Утром Баба Лина и Горка идут в гости к дедушке Акиму. Он живёт в маленьком двухэтажном домике под шиферной крышей, с небольшой верандой и деревянным крылечком. Миниатюрный дворик выложен цветной керамической плиткой. В усадьбу входят ещё банька и пасека на пяток пчелиных семей. Всё это обнесено штакетным забором, раскрашенным чередующимися зелёной и жёлтой красками.
Весь домик утопает в зарослях черёмуховых кустов. Перед входом на веранду высится старая сосна с толстым стволом, который уходит так далеко в небо, что надо задирать голову, чтобы увидеть вершину. Под сосной стоит старик, стройный, сухощавый, со скрещенными на груди руками. На нём – синие вельветовые штаны, белая рубашка в голубой горошек, с засучёнными по локоть рукавами, на голове – белое кепи с длинным козырьком, а на ногах – коричневые кеды.
Лицо продолговатое, чисто выбритое, под носом – щёточка белых усиков. Такие же щёточки над глазами. А глаза большие-пребольшие, голубые-преголубые и как бы чуточку подёрнутые прозрачной дымкой.
– Входите, гости дорогие, – говорит старик, целует бабе Лине руку.
– Знакомьтесь, Аким Акимыч, это мой внук Егор, Горушка. Я вам о нём как-то говорила. Мама уехала за границу на целый год. Он до сентября следующего года будет жить здесь. Надеюсь на ваше содружество. Мальчик он хороший, послушный.
– Помню, помню, Алина Агаповна, – поспешно кивает головою старик, – даже ждал этого момента. Компания юного существа мне только на руку. Чем могу и как могу – помогу.
Старик протягивает руку.
– Дедушка Аким.
Горка протягивает свою.
– Егор… Можно Горка.
– А по батюшке?
Горка смотрит на бабу Лину.
– Его папу звали Данилой.
– Очень приятно, Егор Данилович, – старик вторично пожимает ладошку Горки.
Ядрёный тёплый день разгорается над дачным посёлком. Солнце набирает жаркую силу. Голоса птиц постепенно стихают. Прилегают к земле влажные запахи трав и цветов.
– Я, пожалуй, Аким Акимыч, пойду, – баба Лина протягивает ему большую тарелку, накрытую вафельным полотенцем, – здесь ваши любимые блинчики. Угощайтесь, знакомьтесь поближе!
– Да уже всенепременно, Алина Агаповна, спасибо, спасибо! Я Егора Даниловича с Лаки сведу, гуляет где-то, шельмец, с самой ночи. И пасеку покажу.
