– Вика! – взревела Меркулова, – Я целый день на работе, а ты не можешь пелёнки постирать?
– У меня горло болит, – Стрельцова отбросила кухонное полотенце и картинно закашлялась.
– Нечего притворяться больной! – Катя стукнула руками по столу.
По загадочной прихоти судьбы, Вика, даже родив ребёнка и оставшись почти без денег, продолжала выглядеть холёной красоткой. Её не портили ни дешёвые продукты, ни скромная обстановка жилья, где то и дело отключали воду. Тёмные ресницы и остаток летнего загара избавляли от нужды немедленно бежать и краситься. А переживания и хлопоты приводили только к тому, что Вика ещё больше стройнела. Чтобы получить такую худосочную фигуру, Кате, пришлось бы, наверное, год сидеть на жёсткой диете. И не факт, что она такую осилит.
Было в Вике и ещё что-то такое, не поддающееся описанию. Может, как раз те неуловимые черты, которые делают злых колдуний ярче и привлекательней добрых Алёнушек. Как бы то ни было, но сейчас подруга своим глянцевым лоском вызывала у Кати только дикое раздражение.
Вика нахмурилась. В глазах подруги отразилось непонимание, какие вообще могут быть к ней претензии.
– Ты что, не веришь? – голос сорвался и перешёл в хрип. Стрельцова картинно закашлялась. – Болит, ой болит!
– Что болит? – Катя встревожилась.
– Горло, – скривилась Вика. – Говорить не могу. Температура! Голова кружится. Дай лекарство какое-нибудь.
– Хорошо, сейчас, конечно. – Меркулова заметалась в поисках аптечки, – Надо врача вызвать.
– Не-е-ет, – заскулила Вика, – мне бы только прилечь. Я целый день одна с ребёнком. Без помощи. Да ещё ты пришла поздно. Не могу больше. Умру-у-у сейчас.
Катя устыдилась: «Если бы знала, как подруге плохо, ни за что не пошла бы на собеседование. Почему я не догадалась позвонить домой в обед?»
– Прости, – Меркулова обняла Вику. – Иди ложись, я принесу чаю.
Стрельцова, наигранно хлюпая носом, пошла в комнату.
Катя дала подруге жаропонижающее, а сама принялась готовить ужин. Потушила курицу на сковороде, щедро обсыпав блюдо луком, морковкой и зеленью. Витамины не помешают ни ей, ни Вике. Приятно готовить для других. Тогда даже с обычной едой хочется играть – подавать изящно, как в ресторане.
Меркулова вытащила из буфета два кружевных фарфоровых блюда. Положила на них, кроме курицы, ещё по горке риса, грибов и солёной капусты. А сверху присыпала зелёным горошком. Когда всё приготовила, позвала Вику. Та взялась уминать ужин с таким аппетитом, что Катя подивилась, как ей вообще удаётся сохранять тонкую талию:
– Рада видеть, что болезнь не сказывается на твоём аппетите.
– Весь день не ела.
– Почему? В холодильнике суп есть, яблоки, хлеб с сыром, наконец.
– Сил не было, – процедила подруга и продолжила невпопад, – жизнь под откос пошла. Ни мужика, ни карьеры…
– Не драматизируй. – возмутилась Катя, – Знала бы ты, от какой карьеры я сегодня отказалась.
Она вздохнула и принялась обмахивать лицо руками: «Не заплакать бы. Хотелось, конечно, выговориться. Рассказать, как отказалась работать у учёных и как гадко от этого на душе. Психолог из Вики неважный, но пусть хотя бы выслушает…»
– Я ходила сегодня на собеседование… – начала было Катя, но Стрельцова перебила.
– Эта малявка… Она всё время орёт. Уделывает пелёнки.
Проглотив собственные переживания, Меркулова погладила подругу по плечу.
– Это пройдёт. У всех мамочек так, наверное.
Стрельцова отдёрнулась.
