Они огибают остров Шикотан. Входят в бухту.
3
На берегу их никто не встречает, фанфар нет. Тихо, как на даче. Но деревянное немаленькое здание, явно, не жильё. Лодки у мостика, катер на мели…
Людей нет. Только – девица. Объёмная. Или выглядит так на деревянном возвышении, которое подпирают выходящие из воды мокрые столбы. Будто она на подиуме, где любой выглядит эффектней. Они – на плоту, а он почти вровень с водой.
Девица в тёмном трико, полы белого халата, какие на работницах кухни, завязаны спереди. И белый марлевый колпак, явно поварской, накрахмаленный, надвинут до бровей. Резиновые литые сапоги отогнуты, из одного торчит нож. Девица меланхолична, но внимательно наблюдает выход на берег прибывшего народа, курит.
…Немало лет пройдёт, когда, отплывая от пережившей наводнение Венеции декабрьским вечером на встречу Нового года в Местре, она увидит такой пирс и на нём в полутьме явной экономии электроэнергии, будто эту девицу: материализовалась в далёком итальянском городе, но без белого колпака. «Видишь? – обратится Сандра к мужу, – как там…»
– Видишь? – Настя, будто у вольера. – Рыбозавод, Одесса…
Не понять: что восхитительного в этой шикотанке, в её нелепом наряде?
Тётка-«стрекоза» – начальник отдела кадров. А с виду – уборщица.
Покуривая, информирует:
– Проживание бесплатное. Питание за деньги. Имеется баня. Отопления нет. Дрова есть. Вода на колонке, но она рядом. Туалет недалеко. Там фонарь.
Они – в опрятной комнате. Стол, табуретки. Шесть коек с прикроватными тумбочками. Тепло – от белой печи.
– Тут капитальней, чем на пересылке, – улыбка Насти.
– …на пересылке? – хмурит лоб Сандра.
– Ну, да, в Екатериненке, – удивлённый ответ.
Дождь, будто высох. Этот длинный одноэтажный дом (не охота говорить «барак») ярко-зелёного цвета. Вокруг и живой зелени полно. Но кадровица пугает: в лес – ни ногой, там травка. Не о той, которую курят некоторые идиоты. «Руки, тело покроются язвами». Эта «травка» в роли проволоки, натянутой вокруг. Нет выхода на сопки? Только – на берег?
Деревянными лестницами – вниз (бараки наверху, куда поднимались с вещами). К берегу – только территорией завода. Скалы у воды или топь, с виду – суп. Пахнет неприятно.
– Морская капуста. Её едят! – ликование Насти.
А вот и унылый архитектурный объект. Снаружи лестница на второй этаж.
– Залезем! – велит подруга.
Дверь отворена: какая-то контора. Ни души. В окна виден препротивный ангар, в нём – длинное сооружение. На полу, на деревянных плотиках много тёток… Одеты, как та, что на пирсе, ножи не за голенищами, а в руках. Потрошат рыбу. Клеёнчатые фартуки у некоторых до пола. Колпаки, как у той, – надо лбами.
– Фу, как много кишок, – хмурая Сандра.
Одна мокрая лента везёт рыбу, другая, двигаясь внизу, отволакивает куда-то требуху. Те, кто у конвейера, выглядят жутковато, будто фабрика смерти.
Во дворе Сандра с отвращением:
– Ты когда-нибудь чистила рыбу?
– И немало! Но мне это, ох, как не нравится, – улыбка, будто они говорят о ресторане на великолепном корабле…
Одинаковые интонации, а подруга непонятная. Такой не была в дороге, у окон вагона…
«Укладка», – значится на первом этаже над входом.
– Гляди! Вон где режут! – таинственный шёпот: агрегат делит рыбу (в ней нет внутренностей) на одинаковые фрагменты.
Опять длинный прилавок, вдоль которого едут на транспортёре кусочки рыбы на уровне рук. На верхнем – по воде, немного толпясь, новенькие баночки.
