И – серое на сером – я разглядела, как медленно кружит в тумане большой бесшумный белесый зверь, играя сам с собой и сам себя ловя за хвост.
Нэль. Туманный волк.
Мы шли и шли, я уже устала придерживать подол и уронила его в воду, мы шли и шли, но не могли дойти до острова. Он даже вроде бы и приближался, Стеклянный остров, вернее, приближался, пока я глядела на него, но потом оказывалось, что я смотрю под ноги, или по сторонам, или на Ириса, а остров маячит себе все в той же полумиле и ни на йоту не придвинулся.
Море и небо сливались впереди зеленовато-золотой вогнутой сферой, словно бы задернутой на расстоянии вытянутой руки тончайшей черной паутиной; горизонт отсутствовал.
Остров парил невесомой темной громадой, лишенный корней, увенчанный друзами сосен, молчаливый, пустой, недвижимый, и было совершенно очевидно, что нет на нем ни замка, ни малого дома, никаких построек, ни единой живой души, ничего на нем нет, кроме скал и сосен, да и те почти не существуют…
Ирис шел впереди, словно так и надо, без плеска раздвигая еле теплую, легкую, почти неощутимую воду. Шел словно не по воде, а по воздуху. Он шел впереди, а я вдруг поняла, что не могу его догнать и он точно так же как Стеклянный остров – недостижим, неуловим и нереален.
Я стала отставать. Волной взлетела горечь – как же так? Зачем я иду за ним? Это ведь просто морок, болотный блуждающий огонек, он ничего не освещает, никого не согревает, но манит неодолимо.
Зачем я иду за ним?
Ирис обернулся, протянул руку:
– Не отставай.
Я еле перевела дыхание. Понадеялась, что он не видит отчаянных слез.
– Долго… еще?
Он поглядел на небо.
– Нет. Недолго. Скоро придем.
Над островом в зеленом небе висела луна.
Круглая как монета, только чуть-чуть размытая с левого края.
* * *
280 год от объединения Дареных Земель под рукой короля Лавена (сейчас)
– Нет, Хелд. – Короткий смешок. – С меня взятки гладки, ни при чем я. Она мне денежки и передала, а я их на судейский стол высыпал, как велено было. И не называй меня господином, какой я тебе господин.
– Повадки у тебя господские, вот чего.
– Брось. Я, было время, господ потешал, в королевские палаты вхож был, вот и набрался красивых манер. Таким, как я, нельзя иначе, простеца немытого, вежества не знающего, на порог не пустят.
– Тогда наемничал, поди?
– Нет. Не наемничал. Лицедей я, не воин. Менестрель.
– Песенками, што ль, балуешься?
– Да какое баловство, помилуй! Менестреля песенки кормят, как волка – ноги. Да и ноги мне тоже ой как надобны. Где свадьба, где похороны, где праздник какой.
– Ну, ну… А драться против мечника как научился?
– Ну, мил человек, я же не первый год на свете живу.
– Да я вот тоже не первый год. Ненамного тебя старше, поди. А вот против мечника от меня толку чуть, даже если самому меч в руку дадут. Не учен потому что. А чтоб с палкой, да супротив меча…
– Да повезло мне просто, Хелд. Испугался мужик, мы же вдвоем набежали. Не ждал он нас с тобой.
– Спужался – не спужался, а напрыгнул будь здоров! Я уж решил, все, суши весла, порубит он тебя.
– Повезло, говорю.
– Темнишь ты, друг, все одно. Недоговариваешь.
Ясен пень, недоговаривает. И не скажет ничего, зря ты, Хелд, стараешься. Так и будет мокрым камешком из руки выскальзывать. Нобиль он, Хелд, у него это на лбу написано. А что признавать того не хочет – его право. Это нам с тобой не понять, что за корысть благородному простецом прикидываться. А у него – причины. Возвышенные, и нам с тобой, серой кости, недоступные. Обет у него, Хелд.
