Лай-Дон не видит того, что вижу я: она царица, они женаты, я опоздал. Несмотря на скачку бешеную эту, опоздал… Опоздал… И ещё больше увидел я: Орик, увидав меня, не улыбнулся приветственно, нет, он повернулся к Онеге, нет-нет, Авилле и подал руку ей. Она приняла её, его принимает, Авилла-царевна, единственная оставшаяся из царских потомков Севера.
Она… Онега… нет, ты Авилла, но увидев меня, на миг стала опять Онегой. Пока Орик не взял её за руку.
– Яван, с приездом! – это голос Явора… Откуда? Я его даже не вижу… – Наш царь, наконец, взял царицу себе. С утра мурлычут, как кошки в марте…
Я обернулся к нему, Лай-Дон не слышит его слов, как зачарованный всё смотрит на Онегу…
Я посмотрел на брата. Явор глядит очень многозначительно… Чего ты хочешь, Явор? Чего вы все хотите от меня?.. Я всё потерял, всё… Её и не было никогда, моей Онеги, было странное наваждение… моя жизнь превратилась в наваждение…
Между тем, Ориксай и Авилла спустились с лестницы уже вниз, я спешился, как и остальные.
– Вот, Яван, царица моя, Авилла, – Орик задрал подбородок, представляя мне жену.
Мы с ним одного роста, но мне казалось, что он выше меня – царь передо мной…
– На свадьбу ты опоздал, вон только следы празднеств на снегу, да то, что сегодня не работает никто и даже лавки все закрыты до сих пор… – проговорил Ориксай, пронзая меня взглядом.
Я поклонился:
– Самая прекрасная царица прекрасной земле и народу, – ответил я, глядя в глаза Ориксаю.
Он принял мои слова с холодным равнодушием.
– На охоту едем, ты… Али устал с дороги, гость дорогой?
– Я не гостем, я совсем вернулся.
Ориксай долго смотрел, сверкая глазами, сейчас похожими на лезвия акинаков, но всё же усмехнулся:
– Что ж, занимай прежние покои, никто вроде пока не обжил их.
Я не поехал с ними на охоту, конечно. Безумная скачка в пустоту. Я даже подойти к ней не могу… что подойти, даже смотреть. Именно это и внушал мне Явор, пока я мылся в бане, Лай-Дон поливал водой каменку, горячие клубы заполняют парилку.
– Соблазнить царицу – это… Даже, если это было до их встречи… Что сделает с тобой Ориксай, если узнает, кто взял невинность его жены? – густым голосом, похожим на мой собственный, говорит он.
– Он узнает… – пробормотал я. – Ты откуда это знаешь? – спросил я, сделав упор на «ты».
– Разве важно? Знаю. И… Ты же понимаешь… – его большие, выкаченные глаза горят в полумраке бани. – Но, Яван, есть выход. Для тебя… Для Авиллы. Она любит тебя? – он внимательно смотрит на меня.
– Ты что хочешь? – я смотрю на него. Я его слышу-то с трудом…
– Пока ничего, – Явор погасил свой взгляд, ей-Богу уже хочется кулаком по этим рачьим глазам его садануть… Но он продолжает: – нам не удалось лёгким путём, как задумывали, избавиться от него, попробуем ещё. Ты главное скажи: ты с нами?
– С кем, с вами? – устало спросил я.
– С теми, кто хочет Авиллу видеть на троне своей царицей, без своеволия Орика… Твою невесту, которую он забрал себе. Твою… любовницу, Яван.
Я долго и терпеливо слушал его, его слова вливались мне в мозг, образуя там отравленное болото. Но он напрасно старался, я устал, а главное, я опустошён, я не могу даже думать о том, что он говорит.
И только, когда мы с Лай-Доном возвратились в мою прежнюю горницу, когда меня, почти без сознания, он заботливой дружеской рукой укрывает одеялом, я понимаю, что меня втянули в заговор. Потому что Лай-Дон сказал мне это:
