– Нормально. Решил подработать летом.
– Ты, если что про пещеру узнать хочешь, сходи к нашему старосте – он у нас за краеведа. А меня не расспрашивай, память стала подводить. Говорят про клад, но клада того никто не видел. Не ищу я клады, ненадёжное это богатство.
– А правда, что вы ни с кем никогда не ссорились?
– Пожалуй, так. Может, повода не было, вот и не ссорилась, – засмеялась бабушка Аньы. – А был бы повод, я бы ух…
Со старостой я не мог встретиться неделю. Управляющий требовал выполнять распорядок и развлекать гостей. Я бегал с ними в мешках, скакал через обруч, раздавал и собирал настольные игры и книги, играл на гитаре, пел песни у костра, проводил викторины знатоков и конкурсы талантов. Вечера разрывались фальшивоголосьем караоке.
Но даже когда я встретился со старостой, разговоры с ним не продвинули меня по делу. Он рассказывал мне о том, что я уже знал: что село основано после 1920 года как хутор и что в нём было всего четыре двора переселённых на земли башкир удмуртских крестьян, что в 1939 году деревню стали называть Красной горкой, а с 1950-х – посёлком при Доме отдыха отличившихся горняков.
Про пещеру он рассказывал старые легенды о пугачёвских кладах. Но белым пятном в его рассказах оставался год, когда пещеру взорвали. Как будто он что-то недоговаривал. Присматривался ко мне, изучал, не доверял.
Тайна взорванной пещеры меня по-настоящему заинтересовала. Я сидел в беседке и пытался понять, с кем мог бы ещё поговорить. Пожилые жители деревни в 30-х годах были детьми, что-то им могли рассказать родители, но полагаться на их память не стоило.
– Пичи! – окликнул я Зарину. Девушка спускалась с крыльца и чуть не оступилась.
– Э… Неожиданно!.. – крикнула она в ответ. – Меня ж так только бабушка называет.
– Ты где училась?
– До четвёртого класса здесь, а потом ходили в село. Когда подвезут, а когда и пешком по двадцать километров в день. Туда – десятка, обратно – десятка.
– Зато ноги сильные… Заколоченное здание в центре деревни – это школа?
– Да. Её закрыли, потому что учеников мало.
– Вечером на танцы придёшь? Я тебе любимую песню включу. Какая у тебя любимая песня?
– «Мама Люба, давай».
– Шутишь?…
– Можешь «Зверей» поискать.
Заколоченная школа была обнесена низким ограждающим палисадником. Окна закрыты ставнями, на двери ржавел навесной замок. Через щели в деревянном крыльце проросла трава. В обход вела тропа с примятой травой – видимо, сюда кто-то ходил. На заднем дворе – заросший огород, но ещё видны гряды. Теплица стояла со снятыми стёклами.
С надворной части здания – три двери, две из них ведут в классы. Одну из дверей я вскрыл с помощью куска ограды, используя железяку вместо фомки. Внутри школы царил порядок, как будто ученики ушли во двор на перемену и скоро снова займут парты. На стенах – портреты писателей, в шкафах – глобусы и гербарии.
В учительской я открыл стол. В ящике лежала стопка подписанных тетрадей, а в глубине виднелся корешок альбома. Я перевернул обложку, на форзаце которой чернилами была выведена надпись: «Первоклассники и выпускники, нач. 1934 год». В фотоальбом вклеены фотографии первоклассников и выпускников школы, начиная с 1934 года и заканчивая 1989-м. «Вот это удача», – подумал я.
С фотографии 1934 года на меня смотрели четвероклассники. Стриженные под горшок мальчишки – кто в рубашке, кто в кителе с блестящими пуговицами. Девочки – в платьях с белыми воротничками и в косынках. Учительница – в вязаном берете, пиджаке и блузке с воротником-крыльями.
