– Ну что, злодей, ты сломал две челюсти и три ребра? – сходу заявил гражданский.
Я что-то промычал в ответ.
– Тяжкие телесные. Года три-четыре дадут.
– Я ничего никому не ломал.
– Ладно-ладно. Поверю тебе, если расскажешь, что ты делал в Доме отдыха.
– Денег хотел заработать. Устроился аниматором и спортинструктором.
– Что ты врёшь? Ты – журналист. Что там разнюхивал?
– Не нюхал я ничего, – пытался я пошутить, но понял, что моё имя пробили.
Это не так сложно сделать, да я особо и не конспирировался. Управляющий принял меня на работу без договора, на всякий случай забрав себе мой паспорт, но в конце сезона явно хотел забыть, что я у него работал. Гражданский, как я понял, был чекистом. И меня сильно смутило, что моей персоной заинтересовались спецслужбы.
– А по деревне когда ходил, о чём жителей расспрашивал?
– Это так – с людьми хотел познакомиться, фольклор собираю: песни, тосты, – начал я сочинять, но понял, что завязну в своих же показаниях.
– Статейку будешь писать?
– Буду, наверное.
– Ну-ну. – Чекист сел напротив меня и постучал по столу коркой моего паспорта.
– Поговорку хочешь? Запомнишь? – Он нагнулся к моему уху. – Не суйся в волчью стаю, коли хвост собачий.
Он протянул мне паспорт; я вцепился в его корку.
– Может, ты домой поедешь? – спросил чекист.
– Поеду.
– А вот сегодня и езжай. – Он отпустил паспорт.
– Ага, – кивнул я.
– Давай подвезу.
– Не, я сам.
– Я тебе позвоню, – пообещал чекист, – как дома будешь.
– А откуда мой номер… Ах, да.
Когда бобик доехал до поворота, полицейский вытолкал меня из машины. Пришлось идти десять километров до деревни. Было зябко.
В Доме отдыха я узнал, что уволен; конверт с деньгами и сумку со скомканными вещами мне передал сторож. На территорию он меня не пустил. Я забрался в заброшенную школу и уснул на сдвинутых партах.
Меня разбудила Зарина.
– Как ты меня нашла?
– В газете прочитала, – съязвила Пичи. – Почему не сказал, что ты журналист?
– Сказал бы, позже. – Видимо, вся деревня уже в курсе.
– Поесть тебе принесла.
Зарина достала из рюкзака контейнеры. В них был хлеб, сыр, оладьи.
– У нас принято обо всём прямо говорить. – Она налила из термоса кофе.
– Ага, я заметил. Живёте с тайнами и недомолвками, оглядываетесь, когда по улице ходите. Но ничего – нет такой тайны, о которой не хотелось бы рассказать.
– Ну так расскажи. Зачем приехал?
Мимо школы протарахтел трактор. Я вскочил и выглянул через щель в ставнях. Трактор шёл в сторону брода, в его ковше был металлический трос. Вслед за трактором проехал джип.
– Хочу разгадать тайну взорванной пещеры.
– Что гадать? Взорвали чекисты, чтобы от Советской власти никто не спрятался. Пунктик такой был – пещеры взрывать.
– Ты откуда знаешь?
– Мы на сплавы с классом ходили по горным речкам. Там по всей реке взорванные пещеры… Будет людям счастье, будет на века, у Советской власти длинная рука.
– Нет, тут что-то другое.
Мимо школы кто-то тяжело пробежал. Слышно было, как из-под ног отлетает галька. Я снова выглянул в щель – это был краевед, который хромал и махал руками.
– О, дед Айрат куда-то побежал. – Зарина тоже посмотрела на удаляющуюся спину краеведа.
Я перевёл взгляд на Пичи и впервые внимательно рассмотрел её веснушчатое лицо. У неё были небольшие глаза цвета зангари, как сказали бы удмурты, и пухлая нижняя губа.
– Прямо сейчас у камня что-то происходит. – Я заставил себя не смотреть на Зарину. – Жди здесь.
