Золотое море - страница 14



. Он смотрел на небо, словно ждал дождя. Изгнанник нас не видел. И вот он отпустил голову, он был по-особенному вдумчив. Нас завораживал ужас красоты, исходящий от Изгнанника. Он стоял на склоне холма, опустив голову, и мы не могли разглядеть его лица. Стал накрапывать дождь. Изгнанник, не поднимая головы, продолжал стоять, широкие плечи время от времени вздрагивали. Изгнанник плакал, словно желая скрыть слёзы от себя и от посторонних. Холодный дождь и слёзы потоками струились по его грубому лицу. Вдруг разразился гром, начали метать молнии, пошёл сильный ливень. Изгнанник посмотрел на небо и замычал, как затравленный зверь. А дождь смывал слёзы с его лица. И вдруг мы поняли, что у него нет языка. Изгнанник был по-страшному красив! Мы тихо затаились, не подозревая, что зря остановили наш плот любви. По мере того как заканчивался ливень, Изгнанник успокаивался. Он стал спускаться к реке. И уже издалека мы заметили крупные шрамы, надрезы на всём его теле и особенный шрам на груди – как специальная метка. Дождь перестал, и палач улыбнулся немой улыбкой Небесам, словно он принял какой-то знак. «Почему он улыбается? Почему он плакал? Что означает особенный шрам на груди?» – перешёптывались мы, наивно полагая, что наш плот не заметили. И красивый до ужаса Изгнанник внезапно встал перед нами с меткой на груди – Сellat – палач. И я от испуга проснулась… Вот тогда он и сказал: «Да уж, умеешь ты фантазировать!»

А Кава продолжала спрашивать:

– Как ты думаешь? Почему он плакал? Почему он улыбался? Может, это палач любви? Почему он изуродован? Неужели любовь стоит того? Он и со шрамами ужасно красив!

Да, любовь стоит того.

Да, его любовь могла спасти её.

Но всё пошло по-другому.

Она это поняла, когда увидела его с другой девушкой. Эта картинка навсегда осталась в её памяти и оттолкнула Каву от него. Они сидели на скамейке. Она – кокетливо отпустив глаза. Он мужественно держал её за плечи. Кава была опустошена и разочарована до ужаса, как её Изгнанник из сна. Нет, не потому, что он разлюбил её, а потому, что она нуждалась в нём, он знал об этом и обманывал.

Он не захотел её в тоске и в печали! И только теперь Кава поняла, что у него сработал инстинкт самосохранения. Её беда затянулась, а он хотел жить.


Да. Инстинкт самосохранения – самый верный способ остаться в живых.

И всё же!

Разве не самопожертвование развивает храбрость сердца?

Разве не самопожертвование придаёт отвагу сердцу?

Разве не храбрость и отвага сердца придают силу телу, несущему душу!

Да! Сто раз да!

Но со временем храбрость и отвага истощают Дух несущий…


Вот и Каве пришло время спасать Дух несущий – себя. И лучшее, что она могла сделать для себя тогда и сейчас, – это скрыться от людей. От людей, которые считали, что каждый получает то, что заслуживает, и что жизнь для живых. От людей, которые смотрели на неё с жалостью и свысока и говорили: «Какую благодарность ей воздать, ведь она ухаживает за своей мамой». Они говорили, не понимая, что дело не в том… а в том, что её мама несла такую боль, а вместе с ней и Кава, и рядом неотступно стоял Ангел смерти.

Скрыться от людей, с которыми она не хотела говорить на их языке, чтобы её гнев не потревожил их любовь к себе. Скрыться и разобраться, насколько праведен её гнев.

Поэтому простое задание – полюбить себя – для бедной Кавы оказалось сложным и жизненно необходимым. Каве нужны были примеры