Хун принес трубку и табак, а затем сбегал в фанзу и выкопал из золы под каном горячий уголек. Мальчики легли рядком и поочередно затягивались из трубки, с важным видом обсуждая качества разных сортов табака и достоинства трубок.
– Когда я буду взрослым, – мечтал Пао, – я заведу себе предлинную трубку, как у сычуанца лое[5], но только мундштук будет у нее из камня, белого, как свиное сало[6], а чашечка из чистого золота.
– Такая трубка очень тяжела и неудобна, – заметил Хун. – Куда ты спрячешь ее? Ни в чулок, ни в кисет ее не засунешь.
– Нет, я буду богатым человеком, – фантазировал Пао. – Мне не придется работать самому, у меня будут шахты с золотом. Я буду сидеть на кане, курить золотую трубку, есть жареное мясо и рис и пить цветочный чай.
– А я, – мечтал Хун, – куплю себе ружье и стану охотником. Буду стрелять хуан-янгов, диких лошадей и верблюдов, даже тигров.
– А ты видел когда-нибудь живого тигра?
– Нет, живого не видел. Но когда жил с отцом в Ши-Хо, калмыки привезли в ямынь[7] мертвого тигра, которого убили в камышах на Куйтине. Ах, какой это красивый и страшный зверь: весь желтый, с черными полосами, а зубы и когти огромные, вот такие! – Хун показал свой большой палец. – Прежде чем тигра закололи, он растерзал двух лошадей и калмыка.
– О-о! – протянул Пао. – Какой злой! Что же с ним сделали в ямыне?
– Начальник взял шкуру себе, а мясо отдал солдатам. Знаешь, чтобы быть храбрым, нужно поесть мяса тигра. Все солдаты в Ши-Хо тогда поели этого мяса. И мне дали кусочек. С тех пор я и хочу стать охотником.
– Нужно бы и мне съесть кусочек тигрового мяса. Только вот сюда никогда не привозят тигров.
Выкурив две трубки, мальчики спрятали свои сокровища и пошли в шахту, захватив кувшин для воды и кирку для Лю Пи. Вблизи поселка не было ни речки, ни ключей, и рудокопы пользовались водой из своих шахт.
На многие тысячи, километров, от синих волн Тихого океана до сурового высокого Памира, «крыши мира», протянулась русско-китайская граница. Зубчатой стеной, воздвигнутой подземными силами, тянутся вдоль нее, сменяя друг друга, высокие горные цепи: Малый Хинган, Ильхури-Алинь, Кентей (Хэнтэй), Хангай, Саян, Русский и Монгольский Алтай, Саур, Тарбагатай, Барлык, многочисленные гряды Тянь-шаня, Алая и Памира.
Сама природа создала эту величайшую стену, в сравнении с которой Великая стена, отделявшая Китай от степей и пустынь, населенных подвластными ему кочевниками, является детской игрушкой. Эта стена отгородила обширную Поднебесную империю[8] от остальной Азии и охраняла ее до недавнего времени от влияния западной культуры. Она не только высока, но и очень широка и трудно проходима.
Но есть в этой ограде китайских владений настоящие природные ворота. Они находятся там, где русско-китайская граница переламывается, идет на юг и высокие цепи Алтая уступают место еще более высоким цепям Тянь-шаня. В этом месте сравнительно небольшие горы отделены друг от друга широкими долинами, по которым не только проходят караваны, но могли бы пройти железные дороги. Через эти ворота в средние века кочевые народы Монголии, поднятые Чингиз-ханом, хлынули разрушительным потоком на запад Азии и восток Европы.
Один из горных хребтов среди этих ворот называется на западе Майли, на востоке Джаир. Майли-Джаир состоит из нескольких уступов неодинаковой высоты и различного характера.
