Поел Андрей, подошел к Полине, молвил: «Что ж ты брата плохо встречаешь? Где отец и мать? Нешто в город уехали, слыхал я – в Пскове ярманка открылась».
Полина так и зыркнула своими серыми глазами, тяжело вздохнула.
«Оттого и не встречаю, что сгубил ты всех нас. Отец и мать вот уж как год назад померли. Не выдержали горя. Теперь я здесь, да Анфиса».
«А Михаил что?»
«В монастыре он».
«Больно худа она стала. Постарела, злобы сколько», – думал Андрей, глядя на сестру.
«Господь с тобой Полюшка. Разве я виной? Хотел, ведь, как лучше».
«Хотел, да не вышло».
Побывал Андрей на родительских могилках, долго плакал, прощения просил.
«Если б не Федя, давно бы с жизнью счёты свел».
Письмо на секретере в отцовой горнице нашёл. Туда редко, кто заходил. Знали, что письмо Андрею предназначалось – никто его и не читал.
«Бог с ним, с дворянским чином, Андрюша, – писал покойный Иван Иваныч. – Род наш Розановский сохрани. Не погуби только род. Последняя на тебя надежда. Сердцем чую, воротишься в Каменку. Женись на девке Анфисе. Хорошая она. Благословляю вас. Хозяйство подыми.
Деньги я кое-какие припрятал, да бумаги на мануфактуру, чтобы волостные вельможи не нашли».
Длинное было письмо. Видать, сильно мучился Иван Розанов перед смертью, места себе не находил, просил у бога за детей, да за жену.
Задумался Андрей – теперь ему хозяином быть (такова отцова воля).
Нашёл деньги, поехал прямиком в Петербург. Назвался чужим именем (все же беглый каторжник, вдруг снова в кандалы закуют). Разыскал некоего Бориса Градова, что у самого Бирона в услужении находился; привез-де откуп за Фёдора Розанова платить (по поручению сказался).
«Не вовремя ты, мужик, – ответил Градов. – Фёдор Розанов месяц назад повесился».
Перекрестился Андрей, шапку снял. Всю дорогу слезу с лица вытирал, бредил, с братом разговаривал, прощения просил, как и у родителей.
С могилы земли взял, отпел в Каменской церквушке, велел поминальный пирог испечь, просил отца Григория угоститься.
Григорий-то истинным старовером был, двумя перстами крестился, проповеди точь-в-точь, как Кусков, читал.
Полина старую веру быстро приняла, во всём с отцом Григорием соглашалась, подумывала в женский монастырь уйти, да пока за хозяйством присматривала.
По батюшкиной воле женился Андрей на девице Анфисе Григорьевне, нравилось ему, как хороводы она водила: щёки румяные, сама пышная, чёрные косы так и вьются вокруг стана – хороша. Пироги, да караваи печь – настоящая мастерица, каких поискать ещё.
«Сирота она, – говаривала Полина, – не обидь».
«Не бойся, Полюшка, жены своей я не трону. Любить буду пуще себя».
Как женился Андрей, мануфактуру решил откупить; позарился на неё некий немец по фамилии Шмидт, уже и документы приготовил, осталось только нужную сумму в казну уплатить. Упросил Андрей волостного воеводу, чтоб с торгами помедлил – жаль, ведь, терять отцово наследство (помнил отцов наказ о роде позаботиться).
Денег, что оставлены были на чёрный день, лишь, в пол суммы хватало, остальное хоть с неба бери. Опечалился Андрей, совсем дело худо, грехи покоя не дают. А тут ещё Анфиса понесла – лишний рот появится, до уплаты всего месяц срока.
«Молись, Андрей Иваныч, молись. Бог поможет», – наставлял отец Григорий.
Бог и помог.
На днях путник незнакомый в Каменку заехал из самого Новгорода. Просил Андрей Розанова. «С бумагами я, – сказывал, – с грамотами. Михайло Лукич третьего дня скончался, наследство свое на Розановский род переписал. Детей-то у него нет, родственники пропали. Перед смертью говорил, должок мол у меня. Андрей, мол, меня спас, когда с каторги бежали. Беглый, ведь, он».
