– О чем, любимая? Хочешь получить еще денег на ведение хозяйства? Пожалуйста, дам, сколько тебе надо. Ни в чем себе не отказывай, купи красивое платье или, я не знаю, что там вам еще, женщинам, надо, сережки-висюльки какие-нибудь…
Рита отвела его руку, в которой он сжимал пучок стодолларовых купюр.
– Не надо, Андрейка. Ты у меня самый щедрый, я знаю. Но нам уже не надо ограничивать себя. У нас достаточно денег не только на висюльки, но и на новую иномарку.
– Ты о чем? – насупился Андрей.
Рита, не замечая его сдвинутых бровей, переполненная только своим внутренним настроем, в котором преобладал восторг, начала торопливо излагать историю своей фирмы, сколько сил она в нее вложила, и то, что фирма начала уже приносить доход… Андрей не дослушал.
– С кем ты спала ради этого? – грубо спросил он. Под кожей его лица перекатывались желваки, под рубашкой – бицепсы.
– Андрей, о чем ты говоришь? – возмутилась Рита. – Ты во мне сомневаешься?
– Я знаю, о чем я говорю! Чтобы женщина пробилась в бизнесе головой, а не сладким местом, – такого я еще не встречал. А ну, рассказывай! Быстро! Когда, сколько и с кем?
Рита по-прежнему не понимала, в какую угодила ситуацию. Перед ней был человек, которого она любила, и она пребывала во власти иллюзии, что если ему хорошенько все объяснить, то он все поймет, обрадуется ее радостью, и все недоразумения разрешатся, точно по волшебству.
– Ничего подобного не было! – Она повысила голос: во-первых, потому, что ее возмутило предположение относительно неверности, во-вторых, чтобы перекрыть голос Андрея, все еще выкрикивавшего обвинения. – Если совсем честно, у меня есть кое-какие доверенные люди, знакомые отца, которые объяснили мне, что к чему, помогли с документами… Но это не то, что ты подумал!
– Где эти документы? – неожиданно тихо и злобно спросил Андрей. Переход от крика к тихому звенящему шепоту был зловещим – до того, что у Риты сердце провалилось в пятки, скользнув мимо смирно ждущего своего часа эмбриона. В голосе Андрея звучала не злость, а именно злоба – неутолимая, как будто Рита не была ее объектом, а случайно подвернулась под руку. Тем страшнее было слушать этот шепот!
– Документы на фирму? – храбрясь, улыбнулась Рита. – Зачем тебе?
– Хочу посмотреть, кто спал с моей девушкой.
– Андрюнечка, ну я же тебе сказала…
Тогда он ударил ее. Не раньше и не позже. Выбрал момент, когда она, по своей привычке, чтобы уменьшить нервное напряжение, принялась вертеть в руке бокал на высокой ножке. Бокал взорвался, разлетевшись о ее грудь. Но осколки, игольчато взрезавшие кожу, – это было еще не самое худшее. Состоялось одно из расчетливых Андреевых избиений, к которым Рита пыталась приспособиться – и не сумела. Пыталась научиться во время них терять сознание, чтобы, по крайней мере, легче переносить боль – и не сумела тоже. Если избавиться от боли не получалось, следовало сделать ее минимальной, а для этого – ни в коем случае не сопротивляться: сопротивление пробуждало в Андрее зверя, маньяка, убийцу… Так и во время этого сеанса демонстрации силы она постаралась вести себя по линии наименьшего сопротивления: упала на пол и скорчилась, защищая лицо и живот. Живот удалось спасти. А вот нос, по которому пришелся удар, ответил ручьями крови. Вот уж не подумала бы, что нос может лопнуть, как спелый помидор! А хруст выворачиваемой руки она слышала как бы со стороны, по радио, и успела еще подумать: «Наверное, кость сломал», – прежде чем вспыхнула боль, все вокруг себя озарив электрической ясностью…
