Утром опять – врачи, уже совсем незнакомые, но в школу все-таки отпустили. Сказали про привычную среду, и воспитательница за руку отвела ко второму уроку. Кстати удалось избежать завтрака с противной кашей. А в классе, к середине урока вдруг дошло: да немота – это удача!! Подарок! Не надо говорить с учителями!! Он и так почти ни с кем не говорил и терпеть не мог устно отвечать уроки. А теперь он вообще ото всех разговоров со взрослыми был избавлен! На мгновение он даже улыбнулся. Писал он к тому же еще медленно, на клавиатуре подбирал слова еще хуже, и теперь растерянные учителя не знали, как с ним быть. Он сидел за партой на своем месте, решал задачки, отсылал на учительский экран свои карточки ответов, как всегда, выжидая последний момент; на другом уроке списывал, расставляя буквы, упражнения из легийской грамматики. Поглядывал за окно – там шел снег. Хороший снег, не мокрый и не бешеный…
Вдруг посреди четвертого урока в класс вошел Артем. Очень большой, в черной куртке, с тающим снегом на плечах, великан рядом с молоденькой учительницей природоведения и игрушечными зелеными партами. Дай закрыл лицо задрожавшими ладошками. Артем что-то вежливое сказал учительнице, потом велел:
– Дай, иди сюда.
Дай встал, но ноги отнялись, и он плюхнулся обратно. Навалилась звонкая злая тишина. Что-то прошипела Торпеда. И вдруг громко и тоненько сказал Сережка:
– Да ведь нельзя же так!
Артем усмехнулся и спросил:
– А как можно? И ведь ему же нужно помочь? Пойдем, Дай, не бойся.
Ага, «не бойся». От ужаса в раздевалке Дай ронял то шапку, то варежку, а тугие застежки на ботинках так и не смог застегнуть. Артем вздохнул, поставил на скамейку, в секунду щелкнул застежками ботинок, одним движением застегнул куртку, аккуратно замотал шарф. Попросил серьезно:
– Ну, не дрожи. Я виноват, правда. Очень виноват.
Дай опешил. Артем плавно поднял руку и согнутым пальцем нежно погладил ему переносицу:
– Больше ничего подобного, обещаю.
Так делал только Юм. Больше никто и никогда не гладил Даю переносицу согнутым пальцем. Попробовали бы, посмели, ага. Без пальцев бы остались… Но Артем… Не чужой?
– Я хотел узнать, что ты скрываешь, какие способности таишь, чего от тебя ждать, – объяснил Артем. – Не слишком удалось. До зеркала каменный коридор, а потом – вроде вода… Дальше не расшифровывается, а ты рассказывать не хочешь. Ну и что – онемел, захотел бы – написал на бумажке…
Он смотрел ласково, без укора, но очень внимательно. Дай поскорее опустил глаза. И услышал:
– Я не буду выспрашивать. Не бойся. Я и так вижу, что ты чудесный. Ну, прости. Зря мы тебя мучили с этой башней, – Артем зачем-то еще раз поправил ему шапку.
В знакомом люггере обнаружилось установленное на сиденье рядом с водительским детское кресло. Красивое. Белое. С золотистыми кантиками, новехонькое, и пахло чудесно: весельем и путешествиями. И почему-то – кораблем Юма… Артем поднял Дая за бока, аккуратно туда усадил и сказал, пристегивая: – Теперь так, по всем правилам. Ты – маленький еще очень. Удобно? Ты много будешь летать со мной.
Ой. Куда много летать? Зачем? Дай еще понюхал белую обшивку – точно, пахнет новизной, игрушками, космосом и Юмом. В кресле стало спокойно, как в объятиях Юма. Какое-то время Артем молчал, а Дай думал, откуда взялось желание залезть к Артему – как к Юму – на руки и затаиться. Артем сказал:
– Смотри, Лигой внизу… Лед еще не встал.
