– Да, понятно! А я там была всего раз, давно. А вот здесь бывала часто, когда в школе училась. А сейчас некогда стало, Университет и вообще… серьезная жизнь!
– У вас – серьезная? – недоверчиво спросил Григорий, повернувшись к ней.
Их глаза встретились, и Григорий заметил, что вокруг зрачков ее серых глаз точно вспышкой разбросаны лучики золотисто-карих искорок. Лари вдруг смутилась.
– Ну, я несерьезная, да. – Она быстро опустила взгляд. – Но я пытаюсь… пробую стать серьезней… Такая жизнь, мне в ней многое нравится, но… не знаю, хватит ли духу…
– Какая же «такая»?
От этого вопроса Лари почему-то пришла в замешательство, даже немного покраснела.
– Ну, понимаете… Нет, это так сразу не объяснить… Ой, у вас совсем мороженое растаяло! Идите скорей, а то сестра вас изругает! – Лари засмеялась. – А я вот уже и пришла, у нас места с той стороны, так что я по верху пройду. Спасибо вам! До свидания!
Григорий проводил ее глазами и спустился к своему ряду. Елизавета недовольно надулась на вафельную трубочку с потерявшими форму светло-зелеными шариками:
– А чего такое растаявшее?
– Да так… – Григорий на мгновение замялся. – На меня там мужик один набросился, едва убежал от него!
– То есть как? – удивилась Лизи.
– Да там знаешь, что творится? Все орут, как галки, ругаются, друг друга за грудки хватают. Твой любимец всех подставил! Мало кто ставил на него, вот теперь все проиграли и возмущаются.
– А-а! Правда? Ну, прикольно! Расскажу непременно Василю при встрече, какой он произвел фурор! Ничего, всё равно вкусное, даже и растаявшее… Люблю фисташковое! А ты чего не ешь? Сейчас совсем вода будет! Что ты вертишься вообще?
Григорий уже два раза обернулся назад, пытаясь высмотреть, где сидит Лари.
– Так, ничего. – Он рассеянно взглянул на сцену, где акробаты выделывали разные трюки на лошадях, и принялся за свое мороженое.
Говорить сестре о знакомстве с Иларией ему не хотелось: он знал, что Лизи начнет подсмеиваться над его донжуанским нравом и строить предположения, на сколько дней хватит у него пыла удержать в памяти очередную прекрасную даму. Обычно он реагировал на подобные шутки беззлобно, но сейчас мысль о том, что Лизи может сострить подобным же образом насчет него и Иларии, отчего-то была Григорию неприятна.
* * *
Евдокия приняла бодрящую ванну и немного посидела на примыкавшей к покоям террасе, прогретой августовским солнцем, наслаждаясь ароматами роз и мирта. Скоро уже надо было идти к парикмахеру делать прическу для бала, но сначала августа хотела поговорить с мужем о Катерине. На скачках принцесса нарочито показала «Городу и миру», что неравнодушна к успехам нового возницы и совсем не желает общаться с юным Враччи. Это было не слишком осторожно, ведь за императорской ложей наблюдали тысячи глаз, как журналистов, так и простых болельщиков. Луиджи явно обескуражен, а у старшего Враччи, похоже, прибавилось скепсиса относительно затеи его августейшего друга. Молодой Враччи, конечно, красив, но теперь, пообщавшись с ним и понаблюдав за ним во время бегов, императрица составила о нем свое мнение и считала, что восторги мужа по поводу возможного жениха для дочери преждевременны. Разумеется, позволять ей бегать за возницами нельзя, но и принуждать ее вместо этого общаться с юношей, который ей не нравится… Зачем это нужно?!
«Где же Конста?» – с нетерпением подумала августа, поднимаясь с кресла.
