Золотой Ипподром - страница 39

– Наверное, ты прав. – Императрица вздохнула. – Я замечталась… Но всё же что будет, если они с Враччи друг другу в итоге понравятся? Катерина еще такая маленькая…

– В этом Городе, наполненном писателями, учеными и смазливыми возницами, византийской принцессе лучше быть замужем. Особенно если муж хорош и умен.

– Возницами? – Евдокия нахмурилась. – Тебе что-то известно?

– Мне известно всё, что нужно, не беспокойся. Пока ничего серьезного.

– А ты думаешь, может быть серьезное?

– Конечно! – Константин расхохотался. – Ведь это твоя дочь, не забывай! Ее импульсивности нет предела!

– Но это и твоя дочь, дорогой!

– Именно поэтому я надеюсь, что она хотя бы не побежит среди ночи к малознакомому мужчине. – Тут император хитро подмигнул жене.

– Ах ты, негодный! – вскричала та в притворном гневе. – Тебе что-то не нравится, старый ханжа?

Евдокия схватила с соседнего кресла подушку и запустила в голову мужа. Тот ловко поймал ее и отправил обратно. Увернуться августа не успела.

– Твое счастье, что прически еще нет! – Она погрозила пальцем, сдувая с лица растрепанные волосы. – Хорошо, будем считать, что Луиджи выиграл конкурс женихов, но пока ничего об этом не знает. У тебя есть какой-то план насчет дальнейшего?

– Есть.

– Ну, а я попробую поговорить с ней. Так, чисто по-женски… А там уж как решат Мойры.

– Мне вот только сейчас пришла в голову еще одна идея. Я поговорю с Мари.

– Кто это?

– Дочь Никоса, разве ты не помнишь ее?

– Ну, уволь, не могу же я помнить всех!

– Не важно. Это такой прелестный ребенок двадцати лет от роду. Сама лучезарность! Правда, едва ли способна на серьезные чувства, но тем лучше – пусть попробует поиграть с Луиджи. Состроит ему глазки – ей это ничего не стоит. Лишь бы только Катерина заметила!

– Интриган!

– Пустяки. Разве это интриги? Интриг, впрочем, тоже хватает, и еще многие завяжутся сегодня на балу… Но это тебе скучно, я полагаю.

– То есть можно смело делать вывод, что ты будешь всё время в бильярдной?

– Зачем всё время? Африсму и два-три вальса я с тобой станцую. Не обижайся, в этот раз мне, скорее всего, придется быть в зале еще меньше, чем обычно, я действительно должен обсудить кучу всяких вопросов…

Евдокия встала и опять принялась терзать ни в чем не повинную герань.

– Знаешь, мне иногда кажется, что эти твои «вопросы» – как осы: чем больше на них машешь, пытаясь отогнать, тем злее они пристают и кусают. А если на них просто не обращать внимания, они бы сами отлетели… Глупо, да?

– Иногда бывает и так, – рассмеялся Константин, – но всё же редко. В большинстве случаев приходится думать о том, как помочь мирозданию.

– О да, ты на то и поставлен, повелитель вселенной, самодержец-август! – воскликнула Евдокия. – Знаешь, я тут читала одну книгу про Империю в девятом веке, и там мне понравилась фраза про Михаила Третьего: «Он полагал, что дело императора – царствовать, а управлением должны заниматься подходящие для этого люди».

– Хорошо сказано, но осуществимо в полной мере разве что для номинальных европейских монархов! Впрочем, ты же моя половинка, вот и царствуй на балах за двоих, тебе-то управлять не нужно.

Император улыбнулся и, поднявшись, подошел к жене, притянул ее к себе, поцеловал и не отпускал до тех пор, пока не ощутил, что легкий всплеск обиды в ней утих.

«Ну да, на балах Ипподрома я почти всегда царствую за нас обоих, – думала августа, сидя в кресле и наблюдая в зеркале, как парикмахер колдует над ее головой, – а Конста незримо соприсутствует…» Да, какие бы изысканные и порой довольно смелые комплименты ей ни расточали поклонники из ее постоянного окружения, которое она тщательно себе подбирала, они в конечном итоге старались обернуть разговор так, чтобы самым почтительным образом помянуть ее августейшего супруга, точно говоря этим: «Я восхищаюсь вами, боготворю вас, но я понимаю, что вы принадлежите другому и ни в коем случае не посягаю на его владения!» В этой манере чудилось нечто почти сакральное: август как «земной бог» узнает о святотатстве, даже если не присутствует рядом физически, и дерзкое посягательство не останется безнаказанным… Но это стремление обезопасить себя иногда втайне раздражало императрицу: оно слишком напоминало трусость того горе-героя ее юности, увлечение которым, минутное, но едва не возымевшее сокрушительные последствия, Евдокия до сих пор вспоминала с долей досады.