Через четыре дня после того, как Кортес получил основные указания, был выпущен декрет, в котором говорилось о должном обращении с индейцами, а также выделялись дотации из государственных денег на финансирование представителей (прокурадорес), которые будут представлять Новую Испанию в Кастилии{100}. Характерным моментом этого декрета было то, что он подтверждал точку зрения Кортеса на прибытие Нарваэса в Новую Испанию в 1520 году: «…поход Панфило де Нарваэса с флотом явился причиной мятежа и временной утраты великого города Теночтитлана-Мехико…»{101} Карл также написал Кортесу теплое письмо, восхваляя его достижения{102}. Тот больше не мог жаловаться на недостаток признания на родине – впрочем, королевская почта и письмо императора достигли Новой Испании лишь к сентябрю 1523 года. Виной тому частично была странная нерасторопность посланников – кузенов Кортеса, Родриго де Паса и Франсиско де Лас Касаса, – которые потратили невероятное количество времени на сборы в дорогу, а затем решили ехать через Кубу, где доставили неприятное известие об успехах «Кортесильо», как называли Кортеса в тех краях, Диего Веласкесу. Как и следовало ожидать, тот был чрезвычайно расстроен услышанным.
Император Карл сопроводил признание заслуг Кортеса и принятие его в качестве губернатора Новой Испании назначением четырех должностных лиц, в чьи задачи входило «содействовать» Кортесу в управлении новыми провинциями. Это были казначей Альфонсо де Эстрада, фактор, или главный управляющий новой империи, Гонсало де Саласар, инспектор администрации Педро Альварес де Чирино[21] и счетовод Родриго де Альборнос.
Это были значительные люди. Эстрада бывал во Фландрии, был адмиралом в Малаге и затем коррегидором (представителем правительства) в Касересе. Он занимал постоянную должность советника в своем родном городе, Сьюдад-Реале. Эстрада хвалился, что является незаконнорожденным сыном покойного короля Фернандо – возможно, так оно и было. Саласар был гранадец, но его семья происходила из Бургоса. Он был служителем при королевском дворе и прибыл в Новую Испанию в сопровождении немалой свиты. Альварес де Чирино происходил из Убеды, где был известен в качестве агента королевского первого секретаря, Франсиско де Кобоса, который был в этом городе самым влиятельным лицом, как в политическом, так и в социальном отношении. Четвертый из назначенных чиновников, Родриго де Альборнос, возможно, был родом из города Пардиньяс в провинции Луго и, судя по всему, занимал какую-то незначительную должность при испанском дворе. Итальянец-придворный Петр Мартир, который, несмотря на почти восьмидесятилетний возраст, по-прежнему являлся советником короля в вопросах, относящихся к Индиям, просил его присылать домой шифрованные отчеты о деятельности Кортеса. Мартир как-то высказался о Кортесовом лукавстве, алчности и «частично обнаружившей себя склонности к тиранству»{103}.
Назначение этих четырех аристократов в Новую Испанию несомненно показывало, что корона относится к завоеваниям Кортеса серьезно. Вместе с тем было понятно, что их задачей было контролировать завоевателя и предотвращать любое чрезмерное утверждение своей власти с его стороны. Однако подобно Пасу и Лас Касасу до них, эти советники потратили слишком много времени на то, чтобы добраться до новой провинции. Задолго до их прибытия Кортес принялся за свое грандиозное произведение искусства, величайшее достижение Испании в Америках в XVI столетии – возрождение Мехико-Теночтитлана
