Золотой запас Колобка. Товарищество Добрых Некромантов представляет - страница 18
По дороге богатырская компания заезжает в гости к турецкому султану Рафику Хабибулину, которому и толкают рубин за гигантскую кучу золота. Золото Иван кладёт на хранение в представительство ганзейского банка. Одну из авосек с молодильными яблоками заначивает там же.
Вернувшись в столицу Тридевятого государства, Иван заходит во дворец, открывает дверь с пинка и торжественно вручает царю оставшуюся авоську молодильных яблок. Царь-батюшка от жадности сжирает сразу всё, и у него обнаруживается жуткая аллергия. Царь истово чихает и исходит соплями. Весь. Напрочь. Практически подчистую. Оставшаяся от царя неприятного вида лужица верноподданнических чувств вызывать ну никак не может. Иван волевым решением передаёт власть Боярской Думе. В Тридевятом государстве наступает Смутное время. Богатырь Иван, енот Поликарп и фламберг Гаврюша уезжают в глубинку, где и собираются это самое Смутное время пересидеть. Где-нибудь. Хотя бы в знакомой свежеотремонтированной избушке Бабы-Яги.
И снова бременские музыканты
В Тридевятом царстве дело было. Сидели мы как-то вчетвером: я, два брата-академика, да ящик шнапса. Много интересного мне те братья тогда рассказали, да всё не упомню. А вот одну байку, как в черепе отложилось – перескажу.
Шумел себе в окрестностях славного города Бремена зелёный лес. Много он на своём веку повидал: и тевтонских рыцарей мрачных, и ганзейских купцов тороватых, и миннезингеров сладкоголосых да озорных. Но вот такой компании видеть ему не приходилось. Насторожился лес, дупла любопытные навострил, слушать стал.
А вышло так, что встретились одновременно на лесной полянке овчарк сурьёзный, жизнью, как молью, траченный, да котейка тощий – манерами, что приказчик галантерейный, да петух полуощипанный с нехорошей сумасшедшинкой в глазах. А последним, не поверите, на ту полянку здоровенный ишак вывалился. Решили они подружиться.
– Вай-мэ, – говорит ишак, – сам не знаю, как я в этом Дойчланд оказался. Я раньше Душанбе жил, урюк кушал, инжир, хурма спелий. А потом мине хозяин какому-то гяуру продал. У вас тут в Дойчланд холодно, снег идёт, слюшай, ненавижу! Решил домой на юг идти, может по дороге тюбетейка найду и халат тёплий.
– Доннерветтер, – хрипло тявкает овчарк, – а у меня не хозяин был, а самый настоящий швайне! С утра до вечера я на него арбайтен, а кормил он меня – как мелкого той-терьера позорного. В общем, решил я – ну и дер тойфель с ним, с таким хозяином. Полляжки у него отхватил да и шнелле в бега. Ляжку, извините, вчера доел, поделиться не могу.
– А я, – говорит кот, – гувернёром был. Французскому детишек хозяйских обучал. У нас, у котов, произношение от природы поставлено. Вот, вслушайтесь: «мяусье, же не мяунж па сис жю-ю-ю-юр!».
– Круто, – говорит овчарк. – А чего из гувернёров ушёл?
Тут кот смутился немножко и говорит:
– Да я, кроме этого, и не знаю больше ничего… Вот и выгнали…
– А ты чего бомжевать пошёл? – спрашивают петуха остальные.
– Всё от усердия моего! – говорит петух. – Вечером как-то вижу – хозяйка прядёт. А лучина у ей того и гляди погаснет. Ну, я клок сена подхватил, от трубы соседской зажёг, да хозяйке на крышу бросил. Ох, и светло стало! А меня, вместо того, чтобы похвалить, чуть не прибили.
– Гм, – говорят кот с овчарком. – Да ты, брат, поджигатель какой-то.
– Вот и хозяева мои, когда на пепелище прыгали, то же самое говорили, – подтверждает петух. – И ещё словами меня разными обзывали. Я потом от обиды всю деревню сжёг. А чё они?