«Эти стены в порядке. – Он почти кричал. – Я их трогать не стану!»
Он подошел к письменному столу, за которым сидел Хаксли. Выдвинул ящик и нашел то, что искал. Небольшую лупу, которой Хаксли изредка пользовался для чтения. Взяв ее в руку, он осторожно приблизился к стене.
Отпечатки пальцев.
«Но это же не я оставил! – Он нервно усмехнулся. – Не я, я уверен! Слуга, дворецкий, может, горничная!»
Вся стена была испещрена ими.
«Вот этот, – сказал он, – длинный, узкий, бьюсь об заклад, что женский».
«Спорим?»
«Спорим!»
«Точно?»
«Точно!»
«Уверен?»
«Ну да».
«Совершенно?»
«Да, черт возьми, да!»
«Все равно, сотри и его тоже».
«Да стер уже, о господи!»
«Все, нет его больше, а, Эктон?»
«А вот этот, – смеялся Эктон, – какой-то толстяк оставил».
«Ты уверен в этом?»
«Ты опять начинаешь?» – гаркнул он и стер пятно. Стянув перчатку, он рассмотрел свою ярко освещенную дрожащую руку.
«Сюда смотри, придурок! Видишь, какой здесь рисунок? Видишь?»
«Это не доказательство!»
«Ну ладно, смотри!» В ярости он принялся тереть стену вверх-вниз, вперед и назад, руками в перчатках, потел, пыхтел, ругался, наклонялся, вставал, лицо его раскраснелось.
Он стянул с себя плащ и положил его на кресло.
«Уже два часа», – сказал он, расправившись со стеной и взглянув на часы.
Подойдя к вазе, он тщательно протер восковые фрукты, лежавшие на ее дне, положил их на место, протер картинную раму.
Его внимание привлекла люстра наверху.
Его пальцы беспокойно шевелились.
Рот его раскрылся, он облизал губы, посмотрел на люстру, оглянулся, посмотрел на люстру, на труп Хаксли, на хрустальную люстру, на эти капельки радужного стекла.
Он схватил кресло, поставил его под люстрой, занес над ним ногу, тут же убрал ее и, хохоча, швырнул кресло в угол. Затем выбежал из комнаты, оставив одну стену нетронутой.
В столовой ему попался стол.
– Хочу показать тебе грегорианские столовые приборы, Эктон. – говорил Хаксли. Какой у него небрежный, гипнотизирующий голос!
– Некогда мне, – возразил Эктон. – Я пришел к Лили…
– Ерунда, взгляни-ка, как мастерски это сделано!
Эктон задержался у стола со множеством приборов, лежавших в ящичках, и снова услышал голос Хаксли, перебирая в памяти все, чего касался.
Эктон протер все вилки и ножи, снял со стены все подносы и блюда…
– Вот прекрасный образец керамики работы Гертруды и Отто Натцлеров, Эктон. Знакомы ли они тебе?
– Действительно, прекрасный.
– Возьми его. Переверни. Видишь, какая тонкая, ручная работа, не толще яичной скорлупки, просто невероятно. Этот потрясающий вулканический блеск. Взгляни, я не против.
ВОЗЬМИ ЕГО В РУКИ. ДАВАЙ. ПОТРОГАЙ!
Эктон всхлипнул. Запустил вазой в стену. Она разбилась, разлетелась по полу хлопьями осколков.
Мгновение спустя он упал на колени. Нужно найти каждый осколок, даже самый маленький. Дурак, болван, глупец! – ругал он себя, качал головой, зажмуриваясь и открывая глаза, ползая под столом. Ищи их все, тупица, до последнего осколка, на полу не должно остаться ни следа. Болван, глупец! Он собрал их все. А все ли он собрал? Они лежали перед ним на столе. Он еще раз поискал под столом, под стульями, под сервировочным столиком, и рядом с зажигалкой нашел еще один фрагмент и отполировал их все так тщательно, словно это были драгоценные камни. Выложил их в ряд на сияющий чистотой стол.
«Прекрасный образец керамики, Эктон. Давай, возьми его в руки».
Он вытащил все белье и вытер его и вытер начисто стулья, столы, дверные ручки и окна, выступы, занавески, вытер пол, добрался до кухни, задыхаясь, сорвал жилетку, поправил перчатки и принялся драить блестящий хром…
