— Евгения, ты чего? — возмущённо восклицает мама прямо с порога. — Спишь до сих пор?
— А что я по-твоему должна делать? Сидеть и дрожать от волнения?
Но её не смутишь ни фырканьем, ни сарказмом. Она одаривает меня снисходительным взглядом, означающим примерно такое «А ты что, моя глупенькая деточка, сама не понимаешь?» и убеждённо заявляет:
— Собираться.
— Мам, зачем сейчас-то? До вечера ещё далеко.
Мама придирчиво оглядывает прихожую и вдруг как-то странно покашливает. Определяю, куда он смотрит и упираюсь взглядом прямёхонько в Ромины кеды.
— Это что? — нарочно многозначительно растягивая слова, спрашивает мама. — У тебя тут мужчина?
— Конечно, мам. — Лучшая защита, это нападение. — А ты как думала? Под кроватью прячется. Или нет, в шкафу, по классике. А может, в запертой комнате? Не хочешь пойти поискать?
Она морщит нос и недоверчиво поджимает губы.
— Тогда откуда это?
— Да от прежних хозяев осталось, — сочиняю я на лету. Был у нас такой дополнительный предмет «Сказкотерапия». — Давно хотела выбросить, да вроде жалко. Прилично же выглядят. Наверное, надо возле помойки оставить. Бомжи с радостью заберут.
Прости, Ром.
Мама какое-то время сосредоточенно молчит, потом отворачивается от стоящей под вешалкой обуви.
— В общем, давай собирайся. Я нас в салон красоты записала.
— А это для чего? — восклицаю я возмущённо. Вот к чему эта пыль в глаза, долгие приготовления, желание показаться эффектнее и приглаженней, чем ты есть на самом деле?
— Ну, я понимаю, натур-продукт нынче в цене, — иронично замечает мама, — но как следует упаковать его всё-таки не помешает.
— Ну я же тебе сбрасывала фото платья. Ты сказала, что пойдёт. А краситься я умею.
— Платье пойдёт, — она согласно кивает. — А вот с этим вороньим гнездом, — мама легонько дёргает меня за пушистую рыжую прядь, — надо что-то делать.
— Ну я же только встала. Расчешусь ещё.
— Евгения!
Спор с ней легко может превратиться в акт самоистязания: чем больше ты сопротивляешься, тем сильнее мама напирает, а переговорить её практически невозможно. Зато мой мозг не в состоянии вынести несколько часов бессмысленной болтовни и стремления что-то доказать тому, кто мыслит исключительно выведенными самим же собой аксиомами. Но сдаваться сразу и без боя я не собираюсь.
— Ма-ам!
— Евгения! Марш в ванную умываться. А я пока завтрак приготовлю. У тебя ведь есть из чего и на чём готовить?
На вопрос я не отвечаю. Да, конечно, у меня ничего нет: одна дырявая сковородка, и в холодильнике мышь повесилась.
— Кухню там, — машу рукой в нужном направлении, ну и вообще, и смиренно плетусь умываться.
Иногда мне кажется, что у мамы реально есть волшебная палочка, ну или скатерть-самобранка, и еда у неё появляется мгновенно, стоит только подумать и представить. Много ли времени мне надо, чтобы сходить в туалет, а потом, перейдя в ванную, плеснуть пару раз водой в лицо и вытереться, даже не насухо. А на столе, когда я вхожу на кухню, уже и яичница с колбасой, выложенная на тарелки, и хлеб, и даже чашки с кофе и молоком, правда обычным растворимым.
— Ну и где это всё будет происходить? — спрашиваю, уминая завтрак. — Надеюсь мы не пойдём к ним в гости.
Почему-то мне не хочется сразу оказаться в каком-нибудь большом пафосном доме. А что у них именно дом, даже не сомневаюсь. И ведь наверняка какой-нибудь с наворотами, построенный напоказ, прикидывающийся старинной усадьбой или, вообще, замком.
