Крил замедлил шаг, остановился.
– А вот и понятная, видимая беда.
Перед ним расстилался белесый, будто затянутый светлым мхом пустырь. Пористая поверхность казалась твердой, окаменевшей, но парень знал, что если ступить на нее – провалишься к жукам. Там они, внизу. Просто холодно сейчас, оттого и к свету не выбираются.
Выплюнул огрызок жевательного стебля. Посмотрел на темное пятно среди мшистой поверхности: кто-то уже угодил в ловушку, по неопытности, а может в темноте. Кто? Человек, или… один из нелюдей. Третьего быть не может.
Обошел опасное место, решив продвигаться к реке – хватит с него малого леса. Да и инвирситетская территория не пропустит: вон она, впереди крутыми каменистыми холмами поднимается.
Вышел на очередную «улицу», двинулся по ней к берегу, внимательно оглядываясь по сторонам.
– Ну что, пробежал ты вперед меня, шея с цепочкой? – рассуждал Крил вполголоса. – Или не пробежал? Стоишь где-нибудь у горы-высотки, смотришь на край реки, где секвохи не растут, и гадаешь – идти по открытому берегу до моста или следующей темноты дождаться?
Того ума, что у каждого человека есть, нелюди не имеют. Но как прятаться, какой дорогой идти, они соображают хорошо.
Крил решил закончить дело – обогнал его нелюдь или нет – неважно. Зато не будут мысли всякие по ночам мучить. Вот, мол, мог узнать и не узнал, обратно с половины пути свернул. Ведь в самом деле – откуда цепочка? Ну не носят же нелюди украшений! И что на пластинке металлической выбито? Имеет ли это значение? А если имеет, то какое?
«Родила тебя мамка любопытным дураком». Крил сплюнул и ветер ответил ему порывом, бросив в лицо опавшие листья. Становилось холодно. Серые тучи, которые ночью проливались дождем, сейчас висели низко, будто потолок в старой хижине. Хотелось закутаться теплее, но накидка была сшита по-летнему, из тонкой материи. Север прощупывал одинокого путника и ему оставалось только прибавить шагу, чтобы хоть чуть-чуть согреться.
«Сейчас бы тарелку того супа, что приносила мне Конопатая!»
Кусты внезапно расступились, перед Крилом открылось серое ничто… Когда вгляделся, «ничто» разделилось на стального цвета речную воду, тонкую полосу противоположного берега и скрытый облаками небосклон. Ветер здесь был еще крепче, он вышибал слезу, трепал волосы, щекотал ноздри запахом водорослей.
Крил повернул налево. Там, шагах в семистах, виднелись остатки железной конструкции, давно рухнувшей в воду, но еще не изъеденной ржавчиной окончательно. Мост был прикрыт секвохами, проложившими себе путь по мелководью. Огромные деревья раскачивались на ветру и казалось невозможным перебраться по ним через реку, но… от нелюдей всего можно ожидать.
Спустившись по песчаным дюнам ближе к реке, Крил пошел в сторону моста. Когда-то высокий уступ из искуственного камня окаймлял берег, теперь от него остались лишь валуны и пригорок. Но и этого хватало, чтобы быть под прикрытием, не маячить на берегу одинокой фигурой. Вблизи, конечно, заметят, а вот издалека – вряд ли.
Иногда Крил останавливался, смотрел, утирая слезы, на мост, потом оглядывался назад, не идет ли кто следом. Но никого вокруг не было, даже следов на песке.
– Неужели так осторожничают, что еще и до реки не добрались?
Он рискнул выйти из под прикрытия камней, приблизился к самой воде, высматривая хоть намек на движение в стороне горы-высотки. Берег здесь изгибался подковой, все причалы вдоль которой истлели, разрушились, оставили после себя лишь неровности. Лесной охотник, не привычный к открытым пространствам, мог и не приметить тварь, шевелящуюся в складках мертвого города. Но жизнь Крила прошла именно на таких вот просторах, он и птицу видел за сотни метров.
