Зорге и другие. Японские тайны архивных дел - страница 3



, обучавшем американских разведчиков. Роман Ким стал одним из вдохновителей Юлиана Семёнова, включившего старого чекиста в свой первый роман о Штирлице под фамилией Чен. Он был легендарным разведчиком для начинающего офицера КГБ Юрия Тотрова. Словом, Ким был почти везде и почти всегда. Как его любимые синоби-ниндзя, он умудрился почти не выходить из тени, как будто следуя фразе одного из героев его собственной повести: «Никогда барды и менестрели не будут слагать од о нас, и ни один пес не будет знать о деяниях наших. Таков наш удел. Во мраке творим дела и во мраке растворимся как призраки». Так можно сказать и о многих других героях этой книги.

В заключение неспешного предисловия обычное пояснение: японские имена не склоняются и приводятся так, как это принято в Японии и на всем зарубежном Дальнем Востоке: сначала фамилия, потом – имя. Окада – фамилия, Ёсико – имя в так называемой поливановской транслитерации.

Как обычно, искренне благодарю всех, кто помогал мне в сборе материалов для этой книги и особенно – моего многолетнего неизменного и незаменимого помощника Марию Николаевну Бересневу.

Глава первая

Александр Вановский. Японский друг Ленина

Весеннее небо над Токио,
И вишни давно зацвели,
А люди, такие жестокие,
Дерутся где-то вдали.
Мария Моравская. 1917 год
Я в Токио еду, домой еду,
И радостно мне не без повода!
Я бросаюсь в дремлющий город,
В сонную тишь вокзала, —
С Лениным вместе, с Лениным вместе!
Усами Наоки[3]

В токийском магазине русской книги «Наука» я увидел незнакомое мне издание. Яркий оранжевый переплёт с белым корешком. Сакраментальное название: «Куда ушла моя жизнь?». Взял в руки, пролистнул страницы. В фототетради взгляд случайно зацепил знакомые имя и название: «Примерно 1905 год. На крыльце дома Владимира Ивановича Яковенко в Мещерском». Фамилия мне хорошо знакомая – психиатр Яковенко был одним из основоположников так называемой социальной психиатрии в нашей стране. Его именем названа та самая больница в Мещерском, которую он возглавил сразу после открытия, где был главным врачом, где подружился с Чеховым. Тот жил неподалёку, в Мелихове, и ставил в лечебнице свои пьесы – доктора дружили. В этих же местах прошло моё детство, я помню бюст Яковенко на территории больницы, помню удивительную для лечебницы архитектуру с египетскими мотивами, но вот книги этой я не знал. Купил и – открыл для себя новую страницу… истории русской эмиграции в Японии. А когда познакомился с дочерью автора, то с её помощью сумел прочесть и многое, написанное в этой истории между строк.

Неопубликованное интервью

Своим размашистым: «…мы говорим партия, подразумеваем – Ленин…» – поэт революции закрепил представление нескольких поколений о начальной истории той самой партии. Она стала прочно ассоциироваться в нашем сознании с Ильичём – с самого начала. В действительности же на I съезде РСДРП – Российской социал-демократической рабочей партии Владимир Ульянов (ещё не ставший Лениным), вообще не присутствовал. В то время он был крайне занят – находился в сибирской ссылке. А встретились в марте 1898 года на явке в Минске девять ныне неизвестных нам людей: Степан Радченко, Павел Тучапский, Казимир Петрусевич, Шмуэл Кац, Арон Кремер, Абрам Мутник, Борис Эйдельман, Натан Вигдорчик и Александр Вановский. Трое из них представляли еврейский рабочий союз Бунд, двое – киевскую «Рабочую газету», четверо – Союз борьбы за освобождение рабочего класса. Все девять мечтали о революции. Один из них – Радченко – до неё не дожил. Лишь один – Вановский – отметил её полувековой юбилей. Причём встретил он его в Японии, где провёл большую и самую спокойную часть своей жизни.