Но эта уверенность (а скорее заклинание) в прочности Братства, помимо указанной соединяющей силы, должна была иметь еще одну непременную скрепу, само собою разумеющуюся и потому не высказанную впрямую, – высокую человеческую порядочность, тот всепроникающий нравственный закон поведения каждого «серапиона» по отношению друг к другу и в жизни вообще, который и поднимал бы их над повседневным бытом и над политикой. И в сфере которого, в конечном счете, должны были впоследствии решаться все их внутренние проблемы. Здесь каждому из них предстояло выдержать или не выдержать испытание временем. Ибо здесь как раз и вступал в полную силу «свой барабан», шаг за шагом неизбежно определяющий движение по самой жизни, не только в литературе…
А пока – свобода творчества, искренность таланта, реальность и органичность литературного произведения, полная независимость искусства от идеологии, политики, пропаганды и безусловная порядочность взаимоотношений – все это было как раз то самое, чего жаждала и душа Зощенко и что привело его в Серапионово Братство.
Естественно, у них не обходилось и без курьезов. Один случай описал в своих воспоминаниях В. Каверин. Произошло это все в том же насыщенном событиями 1922 году. Как пишет Каверин, франтовато приодевшийся Зощенко – у него только что вышла в свет первая книга «Рассказы Назара Ильича господина Синебрюхова» – пришел на очередное заседание «серапионов» попозже других и вместе с тремя хорошенькими актрисами гастролировавшего в Петрограде драматического театра. В тот субботний вечер читали поэты – Николай Тихонов и единственная среди них «серапионова сестра» Елизавета Полонская. «Гостишек» не было, и приход Зощенко с приглашенными им актрисами нарушил, как показалось Каверину, сердечную атмосферу собрания – он вообще являлся ревнивым сторонником замкнутости их «ордена». Пришедшие актрисы тоже стали читать стихи. После чего раздраженный Каверин обрушился на них с язвительной критикой. Девушки обиделись и ушли. Зощенко их проводил. Все «братья» крепко ругали Каверина. А когда вернулся Зощенко, все разом замолчали, увидев, что его смуглое лицо стало бледным от бешенства. Но Зощенко, не повышая голоса, жестко назвал Каверина ханжой и потребовал, чтобы «серапионы» его осудили. Однако Каверин по-мальчишески самолюбиво не счел себя виноватым, уперся и объявил, что готов к встрече «лицом к лицу», чтобы решить спор… Дуэль не состоялась. Зощенко два дня не выходил на улицу – ждал секундантов Каверина, как и полагалось в таких случаях, ведь он назвал его ханжой. А Каверин, написавший несколько предсмертных записок, ибо был уверен, что недавний офицер Зощенко, имеющий к тому же право в данной ситуации на выбор оружия, запросто его убьет, упорно ждал секундантов от своего противника у себя дома. Они вскоре встретились лоб в лоб на другом собрании «серапионов», которые тут же энергично стали их мирить, и они обнялись, поцеловались…
«Серапионы», конечно, прекрасно сознавали, что своим успешным вхождением в литературу они во многом были обязаны Горькому, и гордились этим. И после его отъезда из России за границу в 1922 году они постоянно переписывались с ним. А Горький продолжал следить за их судьбой и старался всячески их поддержать. Вот статья М. Горького «Группа „Серапионовы братья“», написанная им за границей весной 1923 года и опубликованная тогда же бельгийским журналом в переводе на французский язык. Рассказав о «Студии переводчиков» при издательстве «Всемирная литература» и перечислив (с некоторыми неточностями) участников создавшейся «группы», студистов и нестудистов. Горький говорит:
