Что она сейчас делает?
Вчера вечером в какой-то параллельной вселенной он еще обитал в самом желанном районе Лондона, в прекрасной квартире, вместе с женщиной, при виде которой встречные мужчины косились на Страйка с завистливым недоверием.
«Давай съедемся. Оставь, пожалуйста, Вояка, это же для пользы дела. Ну почему нет?»
С самого начала он знал, что это ошибка. Они уже пробовали, и каждая новая попытка оборачивалась еще большей катастрофой.
«Господи, мы ведь помолвлены, почему бы нам не жить вместе?»
Она стремилась ему доказать, что, едва не потеряв его навсегда, изменилась так же необратимо, как и он, у которого осталось полторы ноги.
«Плевать на кольцо. Не говори глупостей, Вояка. Все свои деньги ты должен вкладывать в бизнес».
Страйк закрыл глаза. После утренней сцены пути назад не было. Шарлотта изолгалась, причем даже в главном. Но он обдумывал те события снова и снова, будто давно решенный пример, в котором заподозрена элементарная погрешность. Он методично сопоставлял вечные изменения дат, отказы проконсультироваться с врачом или фармацевтом, взрывную реакцию на любые его просьбы о разъяснениях, а потом – внезапное заявление о том, что все кончено, без малейшего намека на былые чувства. Помимо массы других подозрительных фактов, он выяснил (дорогой ценой), что Шарлотта склонна к патологическим измышлениям и постоянно стремится его провоцировать, терзать, испытывать.
«Не смей докапываться. Привык солдатню укуренную строить. Я что тебе – уголовное преступление, чтобы ты меня расследовал? Твое дело – меня любить, а ты за каждую мелочь цепляешься…»
Но каждая новая ложь вплеталась в ее существо, в ткань ее жизни, а потому находиться с нею рядом, любить, добиваться правды и сохранять при этом рассудок становилось все труднее. Как же произошло, что он, который с ранней юности испытывал потребность расследовать, узнавать наверняка, извлекать истину из каждой головоломки, без памяти и без срока влюбился в женщину, которая врала так же легко, как дышала?
– Все кончено, – сказал он себе. – Давно к тому шло.
Но признаваться Энстису он не хотел, да и никому другому не решился бы открыть правду, по крайней мере до поры до времени. В Лондоне у него было полно друзей, которые с радостью пустили бы его под свой кров, предоставили бы и отдельную комнату, и холодильник, успокоили, помогли. Однако же за удобную кровать и домашнюю жратву нужно расплачиваться: сидеть за кухонным столом, когда дети в чистых пижамках уложены спать, и выслушивать возмущенные соболезнования друзей, их жен и подруг. Нет, лучше уж мрачное одиночество, лапша и спальный мешок.
Нога, которую оторвало два с половиной года назад, все еще болела. Она никуда не делась: вот и сейчас он при желании мог бы пошевелить в спальном мешке несуществующими пальцами. Измотанный до предела, Страйк долго не смыкал глаз, а потом увидел в своих снах Шарлотту, роскошную, ядовитую, одержимую.
