Зи оказалась невысокой худенькой девушкой с милым лицом и пышными каштановыми волосами, перехваченными узенькой голубой ленточкой: концы длинной полоски материи, завязанной на виске бантом, терялись в густых, спадающих на высокую грудь и на спину локонах. По подолу длинного, до пола, платья Зи пестрели вышитые цветы и что-то летающее, напоминающее птеродактилей: возможно, подразумевалось изобразить бабочек или птичек, но художественное мастерство вышивальщицы несколько подкачало. Зи стояла и с откровенным интересом рассматривала меня с ног до головы.
– Ну, и где же хорошее отонарское пиво? – спросил я шутливо, стараясь скрыть возникшую неловкость.
– Так ведь ты же не за пивом пришёл! – Зи хитро улыбнулась и, прищурив свои огромные глаза, чуть склонила голову на бок.
– Вообще-то от пива тоже не откажусь! – продолжил я в том же игривом тоне. – Или пошутила?
– Какие же вы всё-таки все, мужики, одинаковые! – преувеличенно-огорчённо вздохнула Зи. – Вам бы только пива набулькать полный живот! Будет, будет тебе пиво отонарское, только сначала сыночка мне сделай: большого, сильного и ловкого! Чтобы мне был помощником и защитником. Давай!
Она подобрала платье до пояса, повернулась и легла грудью на столик. Нижнего белья Зи не носила. Я опешил. Конечно, я знал о здешней простоте нравов. И о том, что к сексу здесь относятся без всяких предубеждений и ханжества. Но не до такой же степени!
– Что стоишь? Не нравится? – оглянулась Зи через плечо.
– Отчего ж? Девушка ты милая, и прелестями не обижена…
– Так чего ж стоишь столбом?
– Да как-то… не привык я вот так-то… А пообниматься-поцеловаться?
– Ишь чего захотел, бесстыдник! Как же, буду я целоваться с первым встречным-поперечным! Для этого надо, чтобы любовь была!
И чувствовал я себя в этот момент – дурак дураком! А потому даже обрадовался, когда зашуршала, открываясь, заслонка оконца в перегородке, и показавшийся в нём Кавни громко и встревожено зашептал:
– Слышь, Ланс, попутчик у нас объявился. Один из тех, что нас только что ограбить пытались.
Я спешно выглянул наружу из бокового окошка. Рядом с фургоном, спрятав кисти рук в рукава мешковатого одеяния и то и дело швыркая конопатым носом, хлюпал сапогами по грязи юноша, отказавшийся отдавать свой лук, который сейчас висел у него в чехле за спиной.
– Далёко ли путь держишь? – поинтересовался я.
Он подошёл поближе к фургону, взялся рукой за его край и, открыто глядя мне в глаза, без предисловий попросил:
– А вот возьмите меня с собой!
– До Суродилы?
– Нет, не то чтоб до Суродилы… Назавсегда возьмите!
– Что, больше не хочется быть привольным?
– Да я и не хотел никогда! Деться было некуда… А фигляром давно мечтал стать, только мамка вот всё болела, бросить её не мог.
– А сейчас бросаешь?
– Померла она, неделю как…
– Соболезную. Только вот по вопросу трудоустройства – это не ко мне, а к сетрику. Кавни, проводи собеседование!
– А что ты делать-то умеешь-то? И как тебя звать? – спросил выглядывающий с козел сетрик. Весь наш разговор он слышал, и в курс дела его вводить не требовалось.
– Зовут меня Реди из Атрока. Я песни петь умею!
– Что ж, спой. Послушаем, Реди из Атрока, каков ты певец.
Парнишка откашлялся и во весь голос грянул:
«Как во город Суродилу
Купцы-гости заходили,
Похвалялися товаром,
Отдавали не задаром!»
– Довольно, довольно…– поморщившись, махнул рукой Кавни. – Голос у тебя, конечно, звонкий, но таких певунов – в каждом трактире охапки четыре. Если перед почтенной публикой выступить осмелишься – закидают тебя тухлыми яйцами!
