Зов запахов - страница 7

Запах – вот то, что она ощущала в первую очередь. Ощущение боли, зрительные образы возникали у нее с трудом, но запах немедленно заполнял всё пространство. Запах застоявшейся воды на дне глубокой темной реки, едкая вонь кровавой массы, смрад, распространяемый ведром с мочой с плавающими в ней волосами, запах льдинок на поверхности воды, крошечных, как чешуйки карпа, тяжелого дыхания старика…[7]

Читальный зал Национальной библиотеки, где она сидела, был наполнен всеми этими запахами.

Однажды утром, когда одна из женщин шла по коридору, в нескольких шагах от нее обрушилась часть потолка, раздробив голову несчастной, шедшей перед ней. Голова отвалилась. Свидетельница этой жуткой сцены сказала, что видела в потоке крови немного не успевшего перевариться риса, съеденного на завтрак.

В темноте женщина увидела белый рис, залитый кровью[8]. И, должно быть, почувствовала его запах.

Она тоже его ощутила. Почувствовала через словесные описания.

Она вышла. Наступила ночь.

Она шла по тротуару словно по грязи. В лунном свете она чувствовала себя раздавленной свинцовым солнцем, которое жгло ей кожу. Ей казалось, что по ее ногам поднимается запах мочи с примесью холодного металлического запаха крови.

Несмотря на ужасный голод, она не хотела есть.

Она снова стала думать о том, что происходило в особняке. Об аппетитном аромате куропатки с зеленым горошком по-английски, которая запивалась вином Шато-Леовиль, налитым в бокал из уранового стекла. И об убийстве, учиненном хозяином дома. О запахе драмы. Обо всех запахах, которые она ощутила в течение дня.

В дошедших до нее свидетельствах голоса обретали телесность – именно то, что голоса могли передать. Она проникала в тела тех женщин через их голосовые связки, через исходящие от них звуковые волны. Рассказывая о пережитых мучениях, они заставляли ее чувствовать смрад, холод и запах раздираемой кожи. Она слышала скрежет ложки по донышку пустой миски и ощущала на губах вкус крови.

Затем она подумала о заказе, поступившем от друга-художника. Надо бы удвоить количество тел и наполнить каждую фразу двойным смыслом, двойным запахом. Разделение людей на богатых злодеев и их агонизирующих жертв не корректно: любой из нас в зависимости от обстоятельств может оказаться на той или иной стороне. Ей надо было написать свой текст так, чтобы запах мучителей и жертв смешивался в каждой фразе, чтобы он преследовал нас вечно.

Запах – это аванс, который выдает нам тело. А слова и голоса делают объемным то, что видят наши глаза.

Через голоса несчастных женщин она попала в их тела и была принята ими. Ей надо было продолжать жить в своем теле, теперь запятнанном запахами, пока она сама не опишет их и не передаст тем, кто будет читать.

У войны не бывает приятного запаха. Она пахнет кровью, потом, гниющей плотью, дымом, стоячей водой, грязью, пылью. Не существует войны, от которой исходил бы сладкий аромат, и чтобы утверждать это, нет необходимости знать все войны.

Запах голода.

Запах рваных ран.

Есть ли запах у голода?

Война состоит из запаха бессмысленных потерь, она пахнет тем, о чем и ком не позаботились, – забытыми людьми и заброшенными полями, от нее исходит запах уничтоженной повседневности, запах человека, который забыл, что он человек.

Каждый запах, который производит наша жизнь, – результат наших действий, как индивидуальных, так и коллективных, следствие наших контактов с природой и другими животными, наших привязанностей и нашей жестокости.