Влаксан закрыл глаза. Конечно, Брониимир успел одолеть всех в округе. Пришлый князь, не признающий Гратских обычаев, запретивший охоту, лютующий по любой мелочи… Не только Волк был рад его кончине. Похоже, и Брониимира не против остаться вдовой. Вот почему его не казнили, за это она пришла благодарить. За то, что спустил голодную свору на Брониимира, а не за спасение.
– Тебе стоит больше отдыхать. Скажу, чтоб Живьяра дала сонного отвара, – произнесла княгиня, поднимаясь.
Вот уж чудные времена пришли! За убийство князя не на кол садят, а в княжьих хоромах с рук поят!
Тихо шурша юбками, княгиня вышла за дверь. Тут же прибежала Дарёнка, набрала воды, налила туда сонного отвара и поднесла к губам Волка:
– Велено выпить.
Затем укрыла ему голову тряпицей и проскакала в сторону окна. Влаксан чувствовал, как медленно отступает боль, а мысли становятся всё спокойнее и тяжелее.
Казалось, сон длился целую вечность. Никакие воспоминания не тяготили его, но первая же попытка пошевелиться напомнила, где он: спину стянуло коркой, всё чесалось и зудило, руки и ноги затекли.
– Проснулся, голубчик? – прощебетала Живьяра, – жар-то отступил, теперь быстро на поправку пойдёшь. Дней через пять уже сидеть будешь, может, и вставать даже.
– Пять дней? – разочарованно переспросил Влаксан.
– А ты что, куда торопишься, милок? – удивилась Живьяра, – накось лучше, выпей бульона. А то совсем отощал за четыре дня.
– Сколько? – снова удивился Влаксан.
– Четыре дня тут лежишь. Ничего не ел, только отвара сонного выпил в прошлый раз и всё. А где же силы брать? Давай-ка я тебя чуток придвину к краю, да помогу, – запричитала старушка, ловко подтягивая его за перину к краю лавки.
Она поднесла к его губам кружку густого мясного бульона:
– Пей-пей. Иначе до зимы тут пролежишь. Тебе оно надо? А что же думал? Палач у нас знает толк в наказаниях. Он и отвары сам готовит, плети сам вымачивает. А уж силы точно не жалеет. Пожалуй, никто и не любил Брониимира покойного, кроме него.
– Я бы не был уверен, – поправил Влаксан.
– И то верно, – улыбнулась Живьяра, – не лучший князь был Брониимир. Не сильно по нём и народ горюет. Награй бы опять войной на нас не вышел. Только жить как люди стали. За десять лет-то хоть привыкли к жизни.
– Любовслав не выйдет, – успокоил её Влаксан. – Может, данью обложит, может быть ещё чего придумает, напервой гонцов пришлёт.
– А ты откуда знаешь князя-то награйского?
– Я из Награя. Помню, что народ говорил про сыновей Даромира: старший злой да беспощадный, а младший добрый да мудрый – достойный сын отца. В Награе каждый желал Любослава в князья.
– Тогда оно и лучше, – кивнула Живьяра, – ты пей-пей. В Награе, говоришь, родился. А я вот далеко… Повезло нашей Брониимире, что здесь порядки другие. У нас в Гвенешском княжестве, коли у бабы муж умер, то и нет дела никому: есть сын или нет – должна уйти вместе с мужем, ежели не в бою он свой конец нашёл. Иначе ему дороги в вечность не найти. Только свет её женской души может открыть ему врата Чертогов Вечности. А здесь – благодать! Коли сына родила, то, считай, и откупилась. Духи тут добры, дал сыну жизнь, то и примут тебя в Чертоги свои.
– Это где же так сурово? – удивился Влаксан.
Он раньше не задумывался, что в мире могут быть разные законы Духов.
Живьяра отставила чарку, и, поправляя перину, произнесла:
– В средних землях, где нет гор, только леса, поля да небольшие холмы. Реки там не такие бурные, и духи гор там бессильны, зато правят духи леса… недалеко от Гвенеша.
