– И как же теперь? Где одежду брать?
– А ты где берёшь? Ты же не женатый, сам не ткач, не пряха. Зато я в травах понимаю, Духов слышу. Что мне до прялки этой? Вот ты знаешь, что это за цветик? – Дарёнка вытянула в руке голубой нежный цветок, похожий на колокольчик.
– Цветик и цветик… не видал раньше.
– Он в Грате не растёт, только тётушка его выращивает в саду, оттого ты его не видал. Это лазорецвет. Он дурной дух отводит.
– Это если кто не мылся давно?
Дарёнка нахмурилась и сердито глянула на Волка:
– Нет! Это ежели кто сглазить захочет! Гляди, какой красивый, – Дарёнка покрутила в пальцах цветок и протянула Волку.
– Славный.
– Вот ежели я могу вырастить лазорецвет, то почто мне прясть? Любая девка мне нить выпрядет.
Дарёнка тихо запела себе под нос странную песню. Слов было не разобрать, точно другой язык. К обеду она принесла еду, поставила на скамье возле Волка в кружку маленький букетик лазорецвета и ушла.
Живьяра пришла уже к ночи. Она придирчиво осмотрела спину и руки Волка. Постучала сухими крепкими пальцами по рёбрам, покачала головой:
– Ещё не отпущу тебя. Пока надо бы покоя.
– Покоя… Не для моей души покой, – сморщился Волк.
– Заметила я, милок. Как же оно иначе. В тебе вон, кровь кипит, бушует! Но ничего. Полежишь чуток, отдохнёшь, а дальше уж поглядим.
– Мать, лежать уже сил нет.
– Давай, стемнеет и пойдёшь чуток на улице посидишь. Только шибко там не гуляй, чтоб не видали тебя.
– Отчего же?
– Я княжеская знахарка, и выход с моей избы на улицу только один – в княжий сад. Идти через сени к Чёрному двору шибко долго, тебе бы покоя побольше.
Живьяра принесла пуховый платок и протянула Волку:
– Укройся, а то застудишься, да пойдём, провожу тебя. И это тоже выльешь заодно, – старуха сунула ему кружку с букетиком лазорецвета. – закиснет к утру. Дарёнка тут устроила девичью радость.
Шутливо браня свою сиротку, старуха вывела Волка в сени и провела через избу к выходу. Аккуратное белёное крыльцо притаилось возле яблоневого сада.
– Здесь можешь чуток погулять. Обратно-то дорогу сыщешь?
– Не заблужусь.
– Гляди, – погрозила пальцем Живьяра, – не бедокурь.
Волк повертел в руках кружку с цветами. Умеют девки во всём видеть красоту и везде её посеять. Чудно!
Он достал букетик, перевязанный тонкой верёвкой, и выплеснул из кружки воду. Уже почти стемнело, а луна уже забралась на спину берендеевых звёзд.
Возле терема раскинул могучие ветви родовой дуб. Волк глянул на цветочки, затем на княжий терем. Вверху, в оконце княжеской опочивальни, едва заметно мерцали отблески свечи. Заправив за пояс цветы, он изловчился и забрался на нижнюю ветвь родового дуба. Бока болели, точно их ногами пинали. Лезть было неудобно, но приноровившись, всё же добрался до княжеского окна. Брониимира сидела в простом сарафане, отвернувшись от окна, на большой постели и расчёсывала распущенные волосы. Волк прицелился и закинул в окно букет. Княгиня испуганно вскочила и стала озираться по сторонам. Подбежала к окну.
Быстро, пока его не увидели, Волк сполз на ветку ниже.
– Кто здесь? – спросила княгиня, свешиваясь из окна.
Волк спрыгнул на землю и рухнул под дубом. Надо бы сбежать, но не вышло даже подняться.
– Ты? – изумилась Брониимира и захлопнула ставни.
Влаксан отполз под дерево, сел, привалившись к стволу. Грудь и спина болела, а в бока точно ножи воткнули.
Ладно. Помоями не окатила, и то не плохо. Волк коснулся ребра –слева болит, точно синячище. Рядом валялся платок Живьяры. Крепче укутавшись, он вспомнил хлёсткую пощёчину княгини и улыбнулся. Могла бы и выставить со двора за такое или снова высечь.
