Витим нахнюпился над кружкой, хмурый и ненастный, внезапно брякнул:
– А иногда сдается мне… ну вот так берет и сдается… как туз из колоды… что забрасывают их сюда с оч-ч-ч-ч-ч-ченно далекой целью.
– Какой? – спросил Большеног.
– Не знаю, – ответил Витим, бычась. – Но чую!.. Я ж не логик тебе какой, у артистических натур чуйства главнее!.. И вот эти чуйства мне подсказывают… Неспроста, неспроста…
Большеног поморщился:
– Тебе везде эти протоколы мерещатся. Герои сами прут, заманивать не надо.
Я сказал насмешливо:
– Мне показалось, что здесь героям не очень-то рады.
Бородач сидел понурый, я уже ждал горючей слезы по их угасающей сцивилизации, они все почему-то либо гниют, либо угасают и терпят катастрофы, но он пересилил себя – как же, еще один кувшин полон до половины! – ответил с пьяной обстоятельностью:
– Как вам сказать… Подвиги – это даже в чем-то и как-то прекрасно. Но количество Зла прямо пропорционально героизму. Проще говоря, чем больше героев, тем больше на наших благословенных землях нечисти. Словом, Зла. Когда однажды сюда почти перестали рушиться герои, что-то связанное у вас с новой волной, то, как ни странно, и нечисть как-то приуныла, сбляд… сблед… сбледнелась! Сбледнельничалась и почти растаяла. Все были веселы, сыты, распевали песни… Потому, как только из вашего мира к нам сваливается новый герой, мы все понимаем: где-то горят города и села, гнусная нечисть обижает людей, грабит их винные подвалы, бесчестит женщин, ворует курей… ну пусть кур, делает землю мертвой. Потому мы не столько горим жаждой очистить наш мир от нечисти с помощью героев, как заткнуть все дыры в ваш.
Крепкое вино вошло наконец в кровь, я чувствовал себя слегка захмелевшим, во всем теле мышцы отдыхали. Я спросил с интересом, все еще чувствуя себя как на спектакле, где если кого и будут бить, то не меня. А если и меня, то не всерьез:
– А что они выполняют… эти герои?
Бородач к моему удивлению задумался, развел руками:
– Честно говоря, не упомню. Все их походы, приключения, опасности… одинаковые, как листья в лесу. Все с мечом в руке супротив Тьмы и Хаоса… да-да, это умному смешно, но ведь каждый в меру своей развитости, верно?.. Зачем-то для этого все провожают юную и прекрасную дочь князя, принцессу или, на худой конец, юную пастушку, которая на самом деле законная наследница великой империи… – он зевнул, смутился, продолжал: – Простите… Да не тебе, это Большеногу. Понимаю, баб-с для пикантности. Чтоб, значит, ночевали в лесу под одним плащом, то да се… Не все же одни схватки на мечах… А так схватка – под плащ, схватка – под плащ, схватка – под плащ…
Я вскинул брови:
– А зачем под плащ?
Он посмотрел на меня как на идиота, а Большеног, эта чертова обезьяна все знает, промычал:
– У нас еще остались женщины, что просят погасить свет.
– Только в отсталых селениях, – возразил Витим. – Словом, к концу подвига герой приводит эту принцессу к… гм… цели. Так они, герои энти, борются с Хаосом и Тьмой, попирают Вселенское Зло, Извечную Тьму, Сатану и так далее.
Он умолк, глаза прикипели к красной струйке, что поочередно падала в их пивные кружки. На обе бадьи вина не хватит, по кувшину зримо, а Большеног хоть и друг, но когда касаемо вина, особенно хорошего, то лучше за ним в оба, как-то надежнее.
У Большенога вырвался печальный вздох, мохнатые пальцы потрясли кувшин вверх дном. Сорвалась толстая, как виноградина, капля, он подхватил ее языком, а кувшин загремел под стол. Темно-красное вино в чашах пенилось, как –горячая, только что пролитая кровь. Витим с жадностью сунулся рылом, зачмокал довольно, Большеног тоже плямкал и довольно отдувался.
